Явилось в полночь море - [15]
Теперь этот дом в Голливуд-Хиллз стал для нее домом – не хуже другого, и если для того, чтобы жить здесь, требовалось быть тюремщиком для какого-то старого пьяного психа, вообразившего себе, что это он ею распоряжается, – что ж, прекрасно. Однажды вечером Кристин спустилась по лестнице и постояла перед запертой комнатой, глядя на дверь. Вдруг дверь отворилась, и в темноте коридора на девушку уставился силуэт, обрамленный дверным проемом.
– Что ты, по-твоему, делаешь? – просипел Жилец. В тот вечер у него был особенно психованный тон.
– Ничего, – ответила Кристин.
– Ты собиралась меня запереть, разве не так?
– Что?
– Ты собиралась меня запереть.
Она скептически фыркнула. Такое ей никогда не приходило на ум. Однако на всю оставшуюся ночь ее мысли вытеснила лишь одна идея: а смогла бы она запереть его в комнате? А если бы заперла, что с ним дальше делать? На следующий день оказалось, что в его словах еще меньше смысла: когда Жилец ушел, Кристин спустилась к его комнате, проверила дверь и убедилась, что та запирается не снаружи, а изнутри, так что запереть его не удалось бы при всем желании. На мгновение ей стало страшно. Он скоро по-настоящему спятит, подумала она. Но это было совсем не так страшно по сравнению с тем, что она увидела за дверью.
Кристин не так уж и удивилась, обнаружив, что дверь не заперта.
Возможно, Жилец просто случайно забыл ее запереть, или, возможно, специально оставил ее незапертой, а может быть, к этому моменту то, что он делал случайно, и то, что он делал преднамеренно, уже не различались. Как бы то ни было, ступив в дневной полумрак комнаты и пробираясь между пустыми бутылками из-под водки, Кристин впервые увидела Апокалиптический Календарь.
Через пару часов она все еще сидела посреди комнаты на маленькой скамеечке для ног, глядя на Календарь, когда услышала его за спиной, в дверном проеме.
Не смея обернуться, она приготовилась к ответу и какое-то время слушала, как он стоит за ней, в тихой ярости, как она думала. Наконец, не в силах больше терпеть, Кристин обернулась и обнаружила, что он вместе с ней невозмутимо рассматривает Календарь. Он вел себя так, как будто, подобно ей, видит его впервые. Или ему подумалось, что в ее присутствии у него есть шанс наконец понять его.
Календарь полностью окружал комнату. Он покрывал все стены – небесно-голубая роспись перекрывала окна и переходила со стен на пол и потолок, оставив лишь место для двери. Даты в Календаре шли не друг за другом, как в обычном календаре, а согласно какому-то необъяснимому порядку; иногда числа, далеко отстоящие друг от друга, совпадали, а иногда – следующие непосредственно друг за другом находились в противоположных углах комнаты. Сверху донизу, от одного края к другому, по всему календарю бежали бессмысленные на вид хронологические графики всевозможных красно-черных оттенков.
– Смотри сюда, – наконец проговорил Жилец и стал прослеживать для нее пальцем графики. Она кивала, как будто все, что он говорил, было абсолютно понятно. Жилец объяснил, что за двадцать лет, в течение которых он стал величайшим апокалиптологом Запада, он сделал ошеломительное открытие – что новое тысячелетие, которое он называл Эрой Апокалипсиса, началось вовсе не в полночь по истечении 1999 года. Дело в том, продолжал он, что за вторую половину двадцатого века изменилось само определение апокалипсиса, как эмпирически, так и в количественном отношении, как изменяется вирус или галактика.
– Видишь ли, в какой-то момент за последние пятьдесят лет, – сказал он, – современный апокалипсис перерос Бога.
Современный апокалипсис больше не был катаклизмом, катастрофическим сдвигом, как говорилось в Божественном откровении; современный апокалипсис, говорил Жилец ей с большей страстью, чем Кристин когда-либо от него слышала, являлся «взрывом времени в смысловом вакууме», когда апокалипсис утратил ни больше ни меньше как саму свою веру, – и, по сути дела, истинная Эра Апокалипсиса началась гораздо раньше 31 декабря 1999 года, а именно в 3 часа 2 минуты ночи 7 мая 1968 года.
– Откуда вы знаете? – спросила она.
И точно так же, как сама ответила на его вопрос о новогодней ночи на скалах Северной Калифорнии, он сказал:
– Я там был.
Например, продолжал Жилец, по современному определению апокалипсиса, основанному на безверии, злодейское убийство величайшего американского правозащитника в апреле 1968 года не было современным апокалиптическим событием, так как имело разумный мотив, каким бы гнусным этот мотив ни был. С другой стороны, убийство матери этого правозащитника 13 июня 1974 года – в Год Седьмой Тайного Тысячелетия, – он указал Кристин на дату у плинтуса, – вот это было современным апокалиптическим явлением, поскольку никакого мотива не прослеживалось: женщина просто играла на органе в церкви, когда маньяк начал беспорядочную стрельбу.
