Ясновидящая - [2]

Она – Хоуп Лэвелл, девочка-шпионка, и у нее назначена встреча с ее связной ровно в десять тридцать пять.

Хоуп подавила смешок, едва не задохнувшись от переполнявшего ее веселья, и в тот же момент коснулась ногой земли.

Ее волнение еще больше возросло, когда она отпрыгнула в сторону и быстро спряталась за мощные стволы величественных старых деревьев, осенявших тенью дом, а затем, осторожно выглянув, посмотрела на слабый голубой отсвет, пульсировавший в окне у брата, сидящего перед телевизором. А потом Хоуп взглянула наверх – в комнатах отца и матери окна мягко светились. Родители проводили вечер порознь.

«Если меня сейчас увидят, то задание окончится провалом», – подумала девочка и согнулась в три погибели, пробегая через сад. Любой ценой она должна добраться до места встречи, потому что сейчас судьба всего мира зависит от нее и ее верной подруги.

Женщина, воплотившаяся в девочку, умоляюще вскрикнула: «Вернись! Пожалуйста, вернись!» Но девочка ничего не слышала. Она выкатила из зарослей камелий свой розовый велосипед, положила корзинку в багажник и повела велосипед по густой траве, окаймляющей длинную подъездную дорожку, усыпанную гравием. Дом и огни постепенно отдалились и потускнели.

И тогда она понеслась как ветер, воображая, что ее маленький велосипед – мощный мотоцикл, оснащенный баллоном с нервно-паралитическим газом и скользким от смазки автоматом. Она летела, разрезая густой воздух, а лягушачий хор и стрекот цикад казались ей грозным рыком воображаемого мощного мотоцикла.

На перекрестке Хоуп свернула налево, затем легко спрыгнула на землю и направилась по узкой дорожке к зарослям кустарника, где легко можно было спрятать велосипед. Хотя луна светила довольно ярко, она вынула из корзинки фонарик. Улыбающаяся с циферблата часов принцесса Лия дала ей знать, что она приехала на пятнадцать минут раньше срока. Бесстрашно, бездумно Хоуп свернула на тропинку, ведущую к болоту, и пошла навстречу концу лета, детства. Жизни.

Мир здесь был полон звуков: шумела вода ручьев, стрекотали насекомые. Свет фонарика терялся в чаще шелковичных деревьев и кипарисов, с которых клочьями свисал мох. Цветы магнолии источали пряный, сладкий аромат. Путь к тайному месту их встреч был хорошо знаком, и она уверенно двигалась по просеке вперед.

Она пришла первой и поэтому, взяв сухих веточек и прутиков из заранее приготовленной кучки, принялась разжигать огонь. Дым отогнал комаров, и она стала ждать подругу с бутылкой колы и печеньем.

Шло время, и глаза у нее стали слипаться под убаюкивающую музыку болот. Огонь проглотил прутья и угомонился, тихонько шипя. Поддаваясь дремоте, она положила голову на колени, подтянутые к подбородку.

Сначала какие-то неясные звуки были частью сна, а снилось ей, как она петляет по улицам Парижа, чтобы избежать встречи с коварным русским шпионом, но, когда под чьей-то ногой хрустнул сучок, она рывком подняла голову, и сон отлетел, словно его и не бывало.

– Пароль!

На болоте воцарилось молчание, если не считать монотонного жужжания насекомых и слабого потрескивания умирающего огня.

Хоуп поднялась на ноги и нацелилась на кусты фонариком, словно револьвером.

– Пароль! – крикнула она снова.

Но теперь шорох раздался сзади. Девочка круто обернулась, сердце у нее подпрыгнуло, и лучик фонарика нервно заплясал на кустах. Страх, который так редко ей приходилось чувствовать за короткие восемь лет, обжег горло.

– Выходи, перестань прятаться. Ты меня не испугаешь.

Теперь раздался звук слева, словно кто-то насмешливо хмыкнул. В животе девочки змеиным клубком шевельнулся страх, и она отступила назад. И услышала совсем рядом смех, тихий, хриплый.

Она бросилась бежать сквозь тени, а зловещий фонарик прыгал в руке. Ужас душил крики в горле. Кто-то, шумно дыша, бежал за ней. Быстро, очень быстро и уже очень близко. Потом ее что-то ударило сзади. Боль пронзила спину, и девочка упала. Рыдание вырвалось из ее груди. Тяжесть его тела пригвоздила ее к земле. Она почувствовала запах пота и виски.

Теперь Хоуп закричала, долгим отчаянным криком звала подругу:

– Тори! Тори, на помощь!

И женщина, плененная в теле мертвого ребенка, разрыдалась.

Очнувшись, Тори увидела, что лежит на вымощенном каменной плиткой полу внутреннего дворика, а на ней лишь ночная рубашка, уже промокшая под весенним дождем. Лицо у нее тоже было мокрым от слез. Крики отдавались эхом у нее в голове, и Тори никак не могла понять, кто кричит – она сама или испуганная до смерти девочка, которую она не может забыть.

Тори перекатилась на спину, подставив дождю лицо, чтобы он охладил пылающие щеки и смыл слезы. Такие видения лишали ее сил, оставляли с ощущением, что ее сейчас стошнит. Раньше она умела преодолевать наваждения, иначе приходилось испытывать жгучую боль от ударов отцовского ремня.

– Я из тебя изгоню дьявола, девчонка!

Ханнибалу Бодену дьявол чудился повсюду. В каждом поступке и соблазне он видел руку сатаны. И старался изо всех сил, чтобы изгнать эту дьявольскую скверну из своего единственного ребенка.

Чувствуя боль в животе и тошноту, Тори почти пожалела, что ему это не удалось. Ее удивляло, что в течение нескольких лет она словно лелеяла в себе эту странность, пыталась уяснить, что это такое, даже радовалась ей. «Это наследие предков, – говорила ей бабушка. – Особенный дар, передающийся кровным путем».