Ясновельможный пан Лев Сапега - [10]

Шрифт
Интервал

Юному дарованию удалось снискать личное расположение Николая Радзивилла Черного. Некоторое время, как пишут осведомленные историки, он считался лучшим другом младших братьев Николая Радзивилла Сиротки [101, с. 90]. Почти ровесники, они вместе росли, дружили, ссорились, мирились. Иногда между ними случались настоящие поединки. Радзивиллов двое — Сапега один. А у тех, кто в большинстве, порой возникает желание обидеть тех, кто в меньшинстве. Однажды, в одной из стычек, чувствуя, что поражение близко, Сапега, чтобы не потерять равновесие, сильно схватил зубами руку противника и чуть не насквозь прокусил ее. Старший Радзивилл вынужден был остановить дерущихся. Он крикнул: «Сапега! Ты борешься по-бабьи». «Да нет, — ответил тот с ухмылкой. — Я сражаюсь как лев, а если не могу как лев, тогда сражаюсь, как могу». Этот несколько комичный эпизод ярко характеризует юношу. Внимательно наблюдавший за этой сценой Николай Радзивилл Черный попытался прекратить спор. «Эй, господа рыцари, успокойтесь, — крикнул он, стоя на балконе. — Ишь какой упрямый: сопит, пыхтит, с трудом дышит, но держится, поражения не признает, да и не уступает, видимо, не зря дали вам эту фамилию — Сапе-ги». Похоже, и вправду эта фамилия происходит от глагола «сопеть» [109, с. 114]. Поздно вечером, перед сном, он снова вспомнил этот момент. Улыбка удовлетворения не сходила с его лица. «Надо будет каким-то образом поощрить Левчика, — подумал Николай Радзивилл Черный. — Он настоящий потомок рода Сапег, достойный своего двоюродного деда — талантливого дипломата, честно работавшего на благо Отечества и раскрывшего заговор, который готовил Михаил Глинский против великого князя литовского и короля польского Сигизмунда Старого. Хорошая смена подрастает. Придется моим сыновьям держать ухо востро с этим львенком. Ишь какой зубастый попался. Ни в чем не хочет уступать Радзивиллам. Уже сейчас старается насквозь прокусить руки. А что будет дальше? Подрастет — начнет отвоевывать и должности, и имения. Без сомнения, начнет, если только мы допустим его до настоящей власти…»

Но не только упрямство отличало Льва. Много времени юноша проводил в радзивилловской библиотеке, в которой было собрано немало древних рукописей и европейских книжных изданий… Мальчик стремительно накапливал знания. Уникальная, даже на сегодня, методика преподавания в школе, ежедневное общение с высокообразованными людьми способствовали невероятно быстрому изучению языков. Уже в юности Л. Сапега, кроме родного, овладел польским, немецким, латинским и греческим. Врожденные способности Л. Сапеги и его увлеченность науками обнаружились очень рано. Быстрому умственному развитию юноши чрезвычайно способствовала атмосфера духовности, царившая в доме Радзивиллов. Многое он черпал из творческих вечеров и научных диспутов, которые проходили в радзивилловском замке едва ли не каждую неделю. Для Льва они стали отличной школой в овладении искусством полемики, своеобразным жизненным ориентиром и образцом человеческих взаимоотношений [52, с. 9]. Окончив курс Несвижской протестантской школы, юноша был полностью готов к обучению в университете. Однако Николай Радзивилл Черный не смог выполнить свое обещание, данное им вскоре после знаменитой драки между Сапегой и его сыновьями: в 1565 году он умер.

Но что должно было случиться, то случилось. Едва минуло Льву тринадцать лет, как его вместе с сыновьями Николая Радзивилла Черного направили за счет великокняжеского двора на обучение в знаменитый Лейпцигский университет. Точная дата поездки в Германию неизвестна, но приблизительно это произошло где-то на рубеже 1569–1570 годов. Это были очень сложные годы для ВКЛ. Шла Полоцкая война с Иваном Грозным, была подписана позорная Люблинская уния, согласно которой ВКЛ понесло значительные территориальные потери. К Польскому королевству отошли не только украинские просторы, но и Подляшье — исконная земля ВКЛ…

Находясь в Германии, Сапега несколько лет изучает историю римского и церковного права, анализирует произведения античных философов, прежде всего Платона и Аристотеля, внимательно прочитывает хроники средневековых историков, трактаты теологов-схоластов, знакомится с произведениями искусства ренессанса, наслаждается гравюрами А. Дюрера, наконец, увлекается идеями Лютера, Кальвина, Цвингли [52]. Там, в протестантской Германии, совсем молодым Сапега, как свидетельствует его завещание, принимает протестантство.

Некоторые биографы Льва Сапеги считают, что почва для его перехода из православия в протестантство была подготовлена еще в период обучения в Несвиже. Именно тогда, как считает А. Мясников, Лев Сапега не только познакомился с реформаторскими вероучениями, но и сменил веру. По словам исследователя, в атмосфере религиозных новинок юный Лев вскоре оставил старую религию своего рода и принял кальвинизм, а толерантность, царившая при дворе магната, заложила в его душу глубокие основы религиозной вольности и не позволила ему стать фанатиком новой веры, что случалось в то время с очень и очень многими [43, с. 2].

Надо сказать, Лев Сапега был не первым в своем роду, кто решился на такой шаг. Нечто подобное совершил упоминавшийся ранее двоюродный дед Льва Иван Семенович, тот самый, что бесстрашно вступил в спор с Иваном III Московским и правил посольства в Рим и Флоренцию. Будучи православным, он принял унию.


Еще от автора Леонид Дроздов
Петр Машеров: падение вверх

Рожденный в день, которого не было. Сын «врага народа». Трус, сдавшийся врагу. Сталинист, поправший устав партии. Предатель, ставший героем. Идеал руководителя. Человек, объединивший нацию. Национальный герой. Партизанский маршал. Старший лейтенант Красной армии. Герой Советского Союза. Герой Социалистического Труда. Семикратный кавалер ордена Ленина. Как говорится, разброс мнений и званий на любой вкус. Это книга о Петре Машерове, первом секретаре ЦК КПБ, который правил в Беларуси более 15 лет.


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.