Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию - [20]
Читатель. Что же имеется в этом установленном, что непосредственно очевидно, если я даже предварительно освобожу тебя от обязанности отдать отчет о самой этой очевидности, этой непосредственной ясности?
Автор. Установленное – это абсолютно безусловное и характерное для самосознания.
Читатель. Я тебя пойму не раньше, чем ты мне укажешь это непосредственное очевидное, из которого ты исходишь, это абсолютно безусловное и характерное для самосознания.
Автор. Это – яйность (Ichheit), субъект – объект и больше ничего, утверждение субъективного и его объективного, сознания и сознанного им, как единого; и абсолютно ничего больше, кроме этого тождества.
Читатель. Я много раз слышал, что всех вас находили очень непонятными и, кроме того, смешными именно из-за этого первого пункта, который вы должны считать совершенно ясным и общепонятным, так как вы с него начинаете все ваши объяснения. Не согласишься ли ты, для того чтобы я мог ответить другим, дать мне вспомогательные средства, для того чтобы это могло стать несколько понятнее для них; впрочем, без того чтобы ты отклонился из-за этого от своего пути, если только и этот пункт относится уже к действительному наукоучению, а не к предварительному сообщению о нем.
Автор. Он, во всяком случае, относится к этому сообщению; ибо он и есть тот упомянутый уже выше общий пункт наукоучения и действительного сознания, начиная с которого первое возвышается над последним. Кто хочет получить совершенно ясное понятие об этой науке, должен знать тот пункт, из которого она исходит; и подобное понятие должно быть порождено нашим сообщением.
Что же касается, впрочем, тех толков, будто нас не поняли по поводу этого пункта, то это абсолютно непостижимо; ибо каждый ребенок, который только перестал говорить о себе в третьем лице и называет себя я, совершил уже то, о чем идет речь, и может нас понять.
Мне приходится повторить то, что я уже многократно говорил: помысли себе нечто, например, вот эту книгу, которую ты держишь в руке. Ты, без сомнения, можешь осознать эту книгу как то, о чем ты мыслишь, и себя самого, как мыслящего эту книгу. Кажешься ли ты себе тождественным с этой книгой или же не тождественным?
Читатель. Очевидно, не тождественным. Я никогда не спутаю себя самого с книгой.
Автор. И для того чтобы ты не спутал себя самого, мыслящего, с мыслимым, – необходимо ли для этого, чтобы это была именно книга и притом эта книга?
Читатель. Отнюдь нет; я отличаю себя самого от всякого предмета.
Автор. Ты можешь, таким образом, мысля эту книгу, отвлечься от всего того, благодаря чему ты мыслишь книгу, и именно эту книгу, и обращать внимание исключительно на то, что в этом мышлении ты отличаешь себя, мыслящего, от мыслимого?
Читатель. Без сомнения. И я, действительно, и на самом деле, когда отвечал на твой поставленный выше вопрос, – отличаю ли я себя самого от книги, – не обращал внимания ни на что иное, кроме последнего.
Автор. Ты, следовательно, отличаешь всякий предмет от себя, как мыслящего, и для тебя не существует никакого предмета, кроме данного через это различение и посредством его.
Читатель. Да, так.
Автор. А теперь мысли «я». Ты можешь, без сомнения, и здесь осознать в себе мыслящего и мыслимое. Распадается ли и здесь для тебя мыслящее и мыслимое, должны ли оба также и здесь быть чем-то не тождественным?
Читатель. Нет; именно, поскольку я мыслю себя самого, я есмь мыслящий, ибо в противном случае я бы не мыслил, и в то же время и мыслимое, ибо в противном случае я бы не мыслил себя, а какой-нибудь предмет вроде книги.
Автор. Но теперь ты, правда, в первую очередь мыслил себя, т. е. этого определенного индивида, этого Кая или Семпрония, или как бы ты там ни назывался. Но без сомнения, ты можешь отвлечься от этих частных определений твоей личности, подобно тому, как выше ты смог отвлечься от частных определений этой книги, и обращать внимание исключительно на совпадение мыслящего и мыслимого, подобно тому как выше ты обращал внимание на распадение обоих; и ты ведь это действительно и сделал в тот момент, когда ты мне объявил, что в твоем мышлении себя мыслящее и мыслимое совпадают.
И, таким образом, в этом совпадении ты находишь ведь «я» в его противоположности к объекту, при мышлении которого мыслящее и мыслимое у тебя распадаются, следовательно, ты находишь существенный характер «я», то ославленное чистое «я», по поводу которого нынешние философы ломают себе голову в течение многих лет и все еще объявляют его психологическим – пиши, психологическим обманом – и находят его бесконечно забавным.
Читатель. Они, надо полагать, могли думать, что такое чистое «я», такая совпадающая и в самой себе замыкающаяся вещь, примерно вроде складного ножа, первоначально должна быть найдена в душе, вроде как вафельная доска форм у кантианцев; они ревностно искали этот складной нож и не нашли ни одного и теперь заключают, что те, которые будто бы его видели, на самом деле обманывались.
Автор. Очень может быть. Каким образом ты нашел это совпадение?
Читатель. Таким, что я мыслил себя самого.
Автор. И другие люди, пожалуй, также мыслят себя самих?
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Юлия Кристева и Филипп Соллерс — экстраординарная пара французских интеллектуалов XX века, объединившая вокруг себя многих знаменитых мыслителей своего времени; их концепции оказали немалое влияние на становление континентальной философии и на формирование современной европейской гуманитарной мысли. В диалогах Кристевой и Соллерса брак предстает как неисчерпаемый ресурс для взаимопомощи и партнерства, а также как поле для интеллектуальных состязаний. Дискуссия между супругами, которая длится вот уже несколько десятилетий, и легла в основу этой книги.
Джона Стюарта Милля смело можно назвать одним из первых феминистов, не побоявшихся заявить Англии XIX века о «легальном подчинении одного пола другому»: в 1869 году за его авторством вышла в свет книга «О подчинении женщины». Однако в создании этого произведения участвовали трое: жена Милля Гарриет Тейлор-Милль, ее дочь Элен Тейлор и сам Джон Стюарт. Гарриет Тейлор-Милль, английская феминистка, писала на социально-философские темы, именно ее идеи легли в основу книги «О подчинении женщины». Однако на обложке указано лишь имя Джона Стюарта.
Бенджамин Франклин – человек невероятного значения в истории Америки. Он был политиком, дипломатом, писателем, изобретателем и единственным отцом-основателем, кто поставил свою подпись под тремя важнейшими документами эпохи: Декларацией независимости США, Конституцией США и Версальским мирным договором 1793 года, завершившим Войну за независимость. Его лицо украшает стодолларовую купюру, и он является автором крылатого выражения «Время – деньги», и он знал, о чем говорит. В своей автобиографии Франклин рассказывает об этапах формирования и становления: о детстве, о начале работы издателем, о войне и невероятном трудолюбии и проницательности, которые позволили ему стать одной из главных фигур эпохи. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
«О любви» Стендаля (1822 г.) – ярчайший трактат классика французской литературы, впервые связавший проявления любви с характером народов и особенностями исторических эпох. Стендаль доказывал, что любовь – не просто чувство, а особая работа с собственным характером. Отказавшись от любых идеалистических объяснений любви, писатель связал ее с чувством стыда как с социальным чувством. Наблюдения Стендаля над причинами зарождения любви стали важны для романной драматургии на протяжении всего XIX века. В данном издании трактат Стендаля дополнен предисловием профессора РГГУ Александра Маркова.