Ящики незнакомца. Наезжающей камерой - [54]
.
БОРДЕР. Селестен вернулся в свою квартиру — скромную, убого обставленную комнатенку. Слева — кровать, прямо — шкаф, кресло и умывальник. Туалет на площадке. Поэтому его не видно. На стене — акварель кисти его приятеля Мортье, изображающая колокольню церкви святого Анастаса. Довольно красиво. (Говорит женским голосом.) Тук-тук.
СЕЛЕСТЕН. Войдите… (Хмуро.) Добрый вечер.
БОРДЕР. Милый, милый мой… Но что с тобой? Ты так обиделся!
СЕЛЕСТЕН. Да нет, не обиделся… Просто я не в настроении. Вот и все.
БОРДЕР. А-а, прекрасно. Понимаю. Тебя вызывали к хозяину. Не отрицай. Я видела, как ты шел туда. И хозяин сказал: «Старина, я тебя люблю, но сделай милость, не лезь к Ольге Кутюрье».
СЕЛЕСТЕН. Да, почти так и сказал. Он только за этим и вызывал меня к себе.
БОРДЕР. Бог мой! Чего только не приходится видеть! Больше года он каждый вечер лез ко мне под юбку, а когда в один прекрасный день он бросает меня, одарив вечерней сумочкой из позолоченной серебряной парчи, то лишь для того, чтобы окружить меня колючей проволокой. Мы им больше не нужны, но они не хотят при этом, чтобы мы попали к кому-то другому. Бог ты мой!
СЕЛЕСТЕН (садясь). Приоткрой окно. Жара невыносимая.
БОРДЕР. Подумать только, вечерняя сумочка! Что мне прикажешь делать с его сумочкой? В кино по пятницам ходить? Да еще из позолоченной парчи — дешевка дальше некуда. А ты что мне подаришь? Жестянку для монет?
СЕЛЕСТЕН. Что на тебя нашло? Я тебе всегда говорил, что не люблю тебя, но расставаться с тобой не собираюсь.
БОРДЕР. Милый! Ты такой хороший… Можно я тебя поцелую? Это все из-за Жан-Пьера… нет? Из-за его сестры? Она приходила к нему, когда ты был там… Селестен, посмотри мне в глаза… Не так… Да, я вижу… Ты влюбился в красавицу Иоланду.
СЕЛЕСТЕН. Не знаю.
БОРДЕР. Ты, наверное, всегда был в нее влюблен. Скверная уродка. Когда я попадалась ей в кабинете Жан-Пьера, чего она только не придумывала, чтобы унизить меня. Задушила б ее… Знаешь, мне бы умереть от ревности, но я все на свете готова отдать за то, чтобы ты переспал с ней. Красавица Иоланда Донадье спит с сыном бывшего заводского вахтера. Ты-то чего ждешь?
СЕЛЕСТЕН. Замолчи, ты обезумела.
БОРДЕР (нормальным голосом). Как бы то ни было, на следующий вечер Селестен спустился со своей голубятни, чтобы попытать счастья.
>Селестен удаляется со сцены по ступенькам в партер. Иоланда выходит из-за кулис.
БОРДЕР. Иоланда в своей спальне, обставленной со вкусом, но просто. Комод в стиле Людовика XIV, кровать в неоготическом стиле, ореховый письменный стол и кресла в стиле «Арманьяк». На комоде — фотография Виктора, а на стене — очень красивое полотно работы Банкье, крупного художника провинциалиста, изображающее колокольню церкви святого Анастаса и заключенное в рамку соответствующей эпохи. (Меняет голос). Я больше не нужна госпоже? Можно идти спать?
ИОЛАНДА. Да, да, можете ложиться, Мелина. Кстати, вы знаете господина Леонарда Эрманго?
БОРДЕР. Такого некрасивого? Еще бы мне его не знать. Давеча вечером, когда я вышла подышать воздухом на Каштановую аллею, он подошел ко мне и положил свою руку можете представить куда.
ИОЛАНДА. Он положил свою руку… И что же вы стали делать?
БОРДЕР. Я расскажу госпоже все как есть. В тот вечер у меня на душе было как-то смутно, и я поначалу не сопротивлялась, но когда он захотел всего остального, я не смогла решиться. Он и вправду слишком безобразен. Госпожа знает, как быстро соображает мозг в такие моменты. Мелиночка, сказала я себе, если вдруг ты забеременеешь, то, во-первых, мсье Леонард католик и может не признать ребенка. А во-вторых, существует опасность, что ребенок будет похож на отца.
ИОЛАНДА. Вы правы, эту опасность нужно учесть. Ладно, можете идти.
БОРДЕР. Желаю госпоже спокойной ночи. Успокоительное на вашем ночном столике.
ИОЛАНДА. Доброй ночи, Мелина.
БОРДЕР (нормальным голосом). Иоланда одна в своей спальне. В голове ее начинают роиться сладострастные видения. Она пытается думать о своем старом исповеднике, но безуспешно. Выходит на балкон в надежде, что ночная свежесть умерит ее пыл. Селестен прячется в зарослях рододендронов. Он смотрит на красавицу Иоланду, которая оперлась на перила балкона, и, прямо скажем, чувствует себя скованно. У нее такой сексуальный вид. Лунный свет освещает ее перламутровую грудь, оттеняет линию ноги, не скрываемую пеньюаром. Бог ты мой, как же она здорово сложена, эта дочь заводчиков Донадье. В конце концов, преодолев волнение и робость, он растягивает аккордеон, и в тиши глубокой ночи раздаются рыдающие звуки шопеновской мелодии. (Играет на гармошке «Жила-была пастушка, пам-пам-пам».) Теперь, когда она подготовлена, он будет читать ей свои стихи.
СЕЛЕСТЕН. Ноктюрн.
БОРДЕР. Это же верлибр!
СЕЛЕСТЕН. Ноктюрн. (Читает.)
ИОЛАНДА. Кто здесь?
СЕЛЕСТЕН. Я.
ИОЛАНДА. Кто — я?
СЕЛЕСТЕН. Селестен.
ИОЛАНДА. Как? Селестен здесь? (Смеется.) Дурачок, комнаты прислуги с другой стороны.
СЕЛЕСТЕН. Вот как? Извини.
ИОЛАНДА. Минутку, Селестен! Я ведь несу ответственность за девушек, которые живут в моем доме. Подойди-ка сюда, да так, чтобы никто тебя не видел.
