Ярость орла - [3]

– Пора. Иди, надевай доспехи, они тебе скоро очень пригодятся.

Если до этого в войске царило полное спокойствие, то теперь все возбудились и зашевелились. Сотни тяжеловооруженных конников начали строиться в шеренги. Я очень нервничал, но старался этого не показывать. Бозан, как всегда бдительный и наблюдательный, заметил произошедшую со мной перемену.

Он хлопнул меня по плечу:

– Иди, готовь своего коня. Две сотни верблюдов наконец прибыли сюда, и на каждом навьючены сотни новеньких стрел. Думаю, понадобится около часа, чтобы их раздать воинам, потом еще час, чтобы больше ослабить римлян, а после этого твой отец направит в бой своих закованных в броню конников. Так что у тебя еще полно времени. Как будешь готов, садись в седло и подъезжай сюда.

В соседней долине толпились сотни воинов, готовили к бою коней и оружие. Каждый проверял седло и подпругу, защитное снаряжение коня и все прочее, прежде чем заняться своим оружием и доспехами. Вокруг сновали слуги, помогая им, когда это требовалось, но, согласно парфянской традиции, каждый воин проверял свое снаряжение сам. Никто не хотел доверять собственную жизнь кому-то постороннему. Вот и я проверял все, что требовалось, а мозг сверлили слова, которые не раз вбивал мне в голову Бозан: «Никогда не доверяй никому свою жизнь. В некоторых войсках оружие и броню воина готовят к бою рабы или слуги, но не в Парфии и, конечно же, не в войске Хатры. Как можно доверять другому человеку, который может тебя презирать, ненавидеть, даже желать тебе смерти? Как можно доверить ему точить тебе меч или седлать коня? Готовясь к бою, ты должен все делать сам, даже самые мелкие и незначительные вещи, чтобы в битве думать только о том, чтобы убить врага, а не беспокоиться насчет того, достаточно ли хорошо затянута подпруга и не подрезал ли ее ненадежный слуга».

Моя лошадь, белая кобыла шести лет от роду, именовалась Сура, что значит «Сильная». Она тыкалась мордой мне в грудь, пока я взнуздывал ее и пристегивал уздечку и повод. Потом взялся за седло – оно было деревянное, а обе луки, передняя и задняя, были изготовлены из рога, окованы бронзой и обернуты мягкими накладками. Сверху все это было обтянуто кожей. Высокие луки из рога помогают всаднику прочно держаться в седле. Я проверил все подковы Суры, прежде чем надеть ей на голову и на тело защитную попону. Попона была изготовлена из сыромятной кожи и обшита небольшими, перекрывающими друг друга стальными пластинками, способными выдержать мощный удар. Даже глаза были прикрыты небольшими стальными решетками, хотя это несколько ограничивало ей поле зрения.

У каждого катафракта имелось по два оруженосца, которые заботились о его коне и прочем снаряжении, но царские телохранители были обеспечены еще лучше. Мое оружие и доспех были выложены на деревянный стол возле временного стойла из натянутого на жерди полотна, приготовленного для Суры. Сбоку торчала деревянная стойка с двенадцатифутовыми копьями, каждое было увенчано длинным стальным наконечником.

Я взял свой доспех и надел его. Он также был изготовлен из сыромятной кожи и весь обшит квадратными стальными пластинками. Он закрывал мне грудь, спину, плечи, руки и переднюю часть бедер. Доспех был тяжелый, так что я сразу начал потеть, хотя не мог сказать точно: от жары и веса доспеха или от страха. Потом я взял свой шлем и осмотрел его. Он был стальной с нащечниками и тыльником и с одной стальной стрелкой, прикрывающей нос. Венчал его высокий белый плюмаж, какой носили все в тяжелой коннице отца.

– Принц Пакор! – раздался рядом чей-то голос.

Вздрогнув, я обернулся и увидел перед собой Виштаспа. Высокий, худой, с холодным взглядом темных глаз, командир телохранителей моего отца не выразил никаких чувств, осматривая мое вооружение. Он еще не надел свой доспех, на нем была лишь белая шелковая туника и свободные штаны.

– Господин мой Виштасп, – ответил я на его приветствие.

– Итак, твой первый бой. Будем надеяться, что время и усилия, потраченные на твою боевую подготовку, не пропали даром.

В его голосе я явственно расслышал пренебрежительную нотку. Должен признаться, я не испытывал особой любви или привязанности к этому Виштаспу, считая его равнодушным, холодным и надменным человеком. Эта холодность хорошо служила ему в бою, и двадцать лет назад он спас отцу жизнь в битве с армянами. Тогда Виштасп был князем в собственной стране, в городе Сильван на границе с Арменией, но армяне разрушили город и убили всех членов его семьи, когда отец Виштаспа, старый князь, вступил в союз с Парфией. Мой отец находился в составе войска, посланного на помощь воинам Сильвана, но кончилось тем, что войско было разбито вместе со своими сильванскими союзниками. А Виштасп, оставшись один, лишившись дома и семьи, перебрался в Хатру. Его преданность оказалась вознаграждена назначением на должность командующего отцовской гвардией – пятью сотнями лучших воинов во всем нашем войске. Отец обожал этого человека, которому исполнилось пятьдесят – он был на пять лет старше его, – и не желал слышать о нем ничего худого. В ответ Виштасп платил ему безграничной преданностью. Но это больше походило на преданность и поклонение злобной собаки своему хозяину. Если Бозана боялись враги, но любили и обожали друзья, то Виштаспа боялись или в лучшем случае недолюбливали все. Сомневаюсь, что у него вообще были друзья, что, как мне кажется, вполне его устраивало. Это делало его в моих глазах еще более холодным и равнодушным.