Ярость - [24]

Он отправился на современное зеленое пастбище и пил самое дешевое виски. И ни на минуту не забывал, что он очень стар. Он не позволял себе полностью наполнять легкие воздухом перед тем, как заговорить: у стариков не хватает дыхания, а голоса их тусклы. Результат был убедителен. К тому же он двигался медленно и осторожно, заставляя себя предварительно обдумывать каждое движение. Хромота не обозначает возраста, но действия, возникающие в результате работы старого мозга, обозначают его. Старик вынужден двигаться медленно, чтобы успеть обдумать, смогут ли его неловкие руки и ноги преодолеть препятствие. Мир столь же опасен для очень старых людей, как и для малышей, но дети не знают опасностей тяготения.

Поэтому Сэм не хромал. Но он двигался очень медленно — и в Джем-о-Венус сидел, пил виски и заметно пьянел настоящий старик.

Это был ресторанчик. Очень колоритный ресторанчик, один из множества подобных, какие могли встретиться в императорском Риме, с обрывками костюмов и обычаев, попадавших сюда с более высоких социальных уровней, так что глаз мог уловить тут и там блеск позолоченного пояса, кровавую алость украшенной перьями шляпы, водоворот радужного плаща.

Но в основном Джем-о-Венус предназначался для выпивки, игры и более грязных способов провести время. В высших классах играли в сложные, усовершенствованные древние игры типа рулетки.

В Джем-о-Венус тоже были механические игры, но основным все же оставались кости и карты. Лица не были знакомы Сэму, но типы он хорошо знал. Некоторые посетители не заботились о том, где сидят, другие всегда сидели лицом к двери. Именно они интересовали Сэма. Заинтересовала его и игра в карты. Игроки были слишком пьяны, чтобы сохранять осторожность. Сначала Сэм давал непрошеные советы. Спустя некоторое время он вступил в игру.

Он был удивлен, обнаружив, что карты изменились. Они стали больше, были украшены экзотическими рисунками. Сорок лет назад старые земные карты уже начали входить в моду, но Сэм поразился тому, как они распространились за сорок лет.

Он тщательно подобрал напарников и мог поэтому выигрывать не очень заметно. Ставки не были высоки, но Сэм не рассчитывал здесь на наживу. В любом случае карты слишком ненадежны. Ему нужно было лишь произвести впечатление, и ему удалось создать впечатление, что в карманах у него припрятано немало денег. В этом мире нищие не котировались.

Вскоре он внезапно прервал игру, протестуя тонким старческим голосом. Потом вышел из Джем-о-Венус и постоял немного, слегка покачиваясь. Следовавшему за ним человеку он казался совсем пьяным.

— Слушай, дед, хочешь еще сыграть?

Сэм осторожно осмотрел его.

— Сезонник?

— Нет.

Сэм остался доволен осмотром. Позволил втянуть себя в разговор, но держался настороже, пока не убедился, что цель — не темный переулок, а третьеразрядный игорный дом, который он помнил как ресторан.

На этот раз игра шла более привычными картами. Играя с трезвыми партнерами, Сэм не мошенничал и в результате проиграл все, что имел, и вдобавок наделал долгов. Как обычно, Сэм играл из расчета в 300 процентов на свой капитал.

И вот его отвели к доку Малларду. Так называл себя низкорослый, лишенный шеи человек с курчавыми волосами и лицом, смазанным коричневым маслом. Док Маллард холодно взглянул на Сэма.

— В чем дело? Мне не нужны расписки.

Сэм вдруг осознал, что сорок лет назад этот человек был молокососом, изучавшим то, что Сэму уже давно было известно. Все на мгновение уменьшилось перед ним, как будто он смотрел на Малларда с огромной высоты. Он бессмертен…

Но уязвим. Он убрал из голоса пьяные интонации, но не возраст. Сказал:

— Поговорим наедине. — Маллард осмотрел его пристально. Сэм едва не улыбнулся. Когда они остались наедине, он спросил: — Слышали когда-нибудь о Сэме Риде?

— Рид? Рид? А, этот парень колонии. Конечно. Сонный порошок, так?

— Не совсем. Но на очень долгий срок. Я Сэм Рид. В первый момент Маллард не реагировал. Он, очевидно, рылся в памяти в поисках подробностей давно забытого скандала времен своего детства. Но поскольку афера с колонией была уникальной в истории башни, он спустя некоторое время вспомнил.

— Рид мертв, — заявил он. — Все знают…

— Я Сэм Рид. Я не мертв. Конечно, я спал под воздействием порошка, но это можно излечить. Я долго находился на поверхности. И теперь вернулся.

— Ну и что?

— Ничего особенного. Я упомянул об этом, чтобы доказать, что мои расписки имеют цену.

Маллард фыркнул.

— Вы ничего не доказали. Никто не возвращается с поверхности богатым.

— Я оставил деньги здесь, перед уходом.

— Я помню все. Правительство отыскало ваши тайники. После этого у вас не осталось и пенни. — Маллард говорил раздраженно.

Сэм заставил себя говорить хрипло.

— Вы считаете, что семь тысяч кредитов — ничто? — воскликнул он в старческом гневе.

Маллард улыбнулся легкости, с какой он поймал старого дурака.

— Откуда я знаю, что вы Сэм Рид? Можете доказать?

— Отпечатки пальцев…

— Слишком легко подделать. Впрочем, сетчатка глаза, — Маллард колебался. По-видимому, он не мог принять решение. Но немного спустя он повернулся и заговорил в микрофон. Раскрылась дверь, и вошел человек с громоздким фотоаппаратом. По его требованию Сэм посмотрел в объектив и чуть не ослеп от вспышки. Потом они долго ждали в молчании.