Ярость - [14]

– Нет, не знаю. Поясни.

– Объевшаяся рыба может обнаглеть настолько, что, перестав бояться подстерегающих ее опасностей, захочет покинуть безопасную кормушку, а подобное решение, в свою очередь, неизбежно приведет ее к гибели в открытом море, полном ужасных хищников. Но может быть и по-другому. – Он лукаво улыбнулся Дольфу.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Дольф.

– Добрая кормушка сама захлопнется и больно прищемит глупой рыбе хвост или ее пустую голову.

Выслушав символическую притчу, Дольф закурил и нахмурился. Виктор, выдержав паузу, испытующе посмотрел ему в глаза и, улыбаясь, продолжил наставления:

– Вот так же и мы. Кружимся вокруг кормушки и не задумываемся, что если нарушим заведенный порядок вещей, то наступит час, когда тот, кто его завел, сам закрутит нас в нори. Только полное незнание этого обстоятельства избавляет всех от ежедневного страха быть съеденными. Рыба не ведает, что ее могут слопать, и не боится меня, а пухлый мальчик за тем столиком кушает с мамой жареную рыбу и ничего не знает о дяде, который ему приветливо улыбается. С дядей ты уже познакомился, рекомендую: мой водитель Сережа, усердный парень, однажды мотавший срок за детское изнасилование. А Сереже, в свою очередь, невдомек, что я знаю о его неприятной особенности, и потому он спокоен, работает, но иногда от счастья и своего бесстрашия может даже стащить кусочек с моего стола. И так эта жизнь запутана, Дольф, настолько сложно запутана, что всем хорошо только тогда, когда никто ничего ни о ком не знает. Отсюда и небезызвестная поговорка: меньше знаешь – крепче спишь. Но заметь, в каждом случае всегда есть кто-то, кто знает все. Непосредственно в наших с тобой делах подобным провидцем являюсь я, и дело вовсе не в том, что я знаю чьи-то тайны. Важнее то, что у меня всегда есть информация, которая позволяет нам иметь гарантированный успех в совместном бизнесе. Такая уж это работа, и потом согласись: так действительно лучше для дела. Но не печалься, сегодня и ты многое узнаешь. Личико не хмурь, и давай перейдем прямо к делу, времени у нас маловато.

>

Дольф по-разному представлял себе развитие разговора, но он оказался совершенно сбит с толку запугивающей риторикой Виктора. На ум пришли давние и тщательно упрятанные темные концы, которые вели к тайным, закулисным продажам, шальным деньгам, которыми Дольф не счел нужным делиться с Виктором, желчные высказывания, сплетни и интрижки против влиятельного компаньона.

«Может ведь, сволочь, поиметь, – пронеслось в голове у Дольфа. – Чего это он меня кошмарит, что я ему, в конце концов, мальчик, что ли?..»

Их непростые отношения начали складываться спонтанно, давным-давно кто-то впервые познакомил их. Зачем – теперь было и не вспомнить. Тогда, в самом начале своей карьеры, Дольф еще воображал себя независимым и модным арт-дилером, открывал и закрывал свою молодую галерею по любой прихоти, выставлял кого хотел, творил, бунтовал, пробовал, искал, дружил со всеми художниками, но, когда в стране случился дефолт, он попал в просто-таки ужасную ситуацию: у галереи кончились деньги, переставали появляться заказчики, а на его несчастную голову посыпались такие проблемы, что, согнувшись от этого бремени, он был вынужден искать высокого покровительства. Вот тогда-то впервые Виктор Андреевич волшебным образом все и устроил – галерея переехала в шикарное помещение, появились богатые блондинки, посыпались предложения от торговых представительств и отпала унизительная необходимость приторговывать антиквариатом. Жизнь повеселевшего Дольфа снова наладилась, и его галерея «Свинья» выжила, ну а десятки других попросту лопнули.

После этого на какое-то время они с Виктором сделались чуть ли не друзьями, виделись каждый день, советовались, строили планы, продавали искусство «новым русским», боролись с конкурентами и «братками», устраивали выставки, возили художников на первые заграничные арт-ярмарки, открыли электронный портал по искусству и развернули такую деятельность, что к 2000 году «Свинья» прочно заняла лидирующее положение среди прочих галерей.

Сейчас Дольф с холодным отвращением вспоминал тот период своей эйфории от этого общения и был абсолютно уверен, что именно тогда и именно с его помощью Виктор составил себе полное представление о финансовых механизмах арт-рынка, оценил перспективы и масштабы, подготовился, а после плавно отодвинул его самого и всех, кто был рядом, от важнейших контактов, перегруппировал кураторские силы и начал расчетливо действовать сам.

Именно тогда в художественной среде к таинственному и вездесущему Виктору Андреевичу приклеилось прозвище ЧТО – Человек в Темных Очках.

В действительности все так и было: он был человеком в темных очках. Никто ничего не знал о нем и не мог достоверно объяснить, кто он, откуда взялся, где приобрел такие связи и отчего так легко ориентируется в совершенно разных общественных слоях? Виктор оказался загадкой, постепенно ставшей просто тайной. А с ходом времени ЧТО повернул все таким образом, что многие недальновидные игроки и вовсе перестали его замечать, наивно полагая, что везде и всюду действуют сами, а не пляшут под чью-то дудочку. Прозрение пришло очень поздно. Дольф и еще несколько других амбициозных галерейщиков, как могли, начали сопротивляться его всепроникающему влиянию, но их борьба была мучительна и совершенно безрезультатна. Опираясь на подвластные ему фонды и всевозможные институции, ЧТО постепенно опутал всех деньгами и обязательствами, прикормил важнейших кураторов, приручил прессу, искусствоведов, завел везде своих людей и в результате всех этих тщательно продуманных, многоходовых манипуляций перестроил свободный и хаотичный российский арт-бизнес в послушный своей воле и во многом управляемый процесс. И вот с тех самых пор, уже почти пятнадцать лет, этот человек по-прежнему находится в тени и, прячась от публичного внимания за созданной им массивной структурой, дергает за невидимые нитки. И на этих нитях подвешены не пустоголовые куколки, а галереи, выставки, пресса, клиенты, художники, кураторы, да чего уж там, и сам Дольф со всей своей камарильей.