Ярославичи - [7]

Некоторое время мы ехали молча. Но вдруг машину тряхнуло на выбоине. Бабушка охнула.

— Большое движение, — сказал переславец. — Историк Ключевский назвал этот тракт дорогой русской истории. Иной раз вот так проедешь, окинешь взглядом, задумаешься: сложна, велика она, наша история. И все живые люди творили ее, каждый в свою эпоху. Нынче мы как примемся иной раз их осуждать, такую критику наведем — куда там!

— Вот интересно, что скажут о нас потомки? — заметил «гость». — Никто и не говорит, что в прежнее время все было как надо и все хорошо, но ведь не все и плохо. Как говорили в старину, мертвых не судят. В этом есть мера нравственности, ума и великодушия. Так я говорю?

— Я верю в легенды, люблю их поэзию, аромат старины, — продолжал товарищ. — Без них как-то пусто и голо жить, неуважительно к людям, которые нам подготовили место на этой земле.

Переславец, помолчав, продолжил:

— Я стариков всегда слушал, книги старинные читал. А ведь не стал от этого менее убежденным. И чувства к Родине тоже не растерял. Наоборот, стал богаче внутренне. Ведь что вдохновляло Пушкина? «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Что нам их судить, как они жили. Важно, что собрали и сберегли страну, передали ее нам со всеми природными и духовными богатствами. Вот нам, дескать, распоряжайтесь разумно, плетите дальше цепочку истории.

— Нам сверху судить не трудно. — «Гость» все еще не мог отключиться от волновавшей его почему-то мысли. — Надо было вот так, а не эдак решать и думать умнее. Да ведь не будь ее, этой истории, многим ниспровергателям и покопаться-то было бы не в чем, свою эрудицию проявить. Он и живет-то на прошлом.

— Вы, вероятно, историк? — предположила я.

— Нет, не историк. — Тон его был по-прежнему суховатый. — Да и какое значение имеет профессия? Я — сын своей Родины, что делать, люблю ее со всем и прошлым, и настоящим, и будущим. За то, что было плохо, мне больно, хорошему рад. Все это неделимо, как неделим любой живой организм. Лиши его каких-либо органов, каков он будет, что скажете? Не отвечаете? Ну что же, можете осуждать.

Он уже словно раскаивался, что высказал свои мысли и слишком погорячился. Но именно эта горячность, его живое чувство возвратило мне былые картины — то, что читала и слышала и о чем догадывалась, что жило внутри особым историческим чувством, осознанно или подспудно, свойственное любому живущему на земле существу, наделенному разумом. Я представила движущуюся дружину князя Александра, в двадцать лет разгромившего на Неве шведов, тянувших с запада руки к нашей земле. С тех пор его и называли Невским. Два года прошло, и он, юный князь, сокрушил псов-рыцарей на льду Чудского озера, и эта битва легла в фундамент отечественной истории.

Черной гибелью летели по этой дороге батыевы орды. Ехали высланные в Ярославль Юрий Мнишек, тесть убитого самозванца Лжедмитрия, с дочерью, неудавшейся «русской царицей» Мариной. Близ Переславля, в деревне Щелканке, — все это было раскопано краеведами — Марина пыталась бежать в мужском костюме, но была узнана, поймана и отправлена по назначению.

Шли, грабя и предавая огню города, мечу население, польско-шляхетские и литовские интервенты, готовили престолонаследника, второго Лжедмитрия, прозванного Тушинским вором. С этой кличкой он и вошел в историю.

«Радетели» захватили и сожгли Переславль, дотла разорили Ростов Великий, разграбили Ярославль. Особенно зверствовали в Угличе, отказавшемся признать самозванца.

Рати под предводительством князя Пожарского шагали по этой дороге к Москве. Это были рати нижегородского народного ополчения, тех, кто откликнулся на призыв купца Кузьмы Минина — дома продать, жен с детьми заложить и деньги отдать на создание народного ополчения, поднявшегося в то, как его называли позже, «смутное время» на борьбу с интервентами. Все заложить, но спасти от врага великую свою родину — Древнюю Русь.

Шел по этой дороге учиться в Москву юноша Ломоносов Михайло, ставший впоследствии первым русским ученым мирового значения. Поэт, художник, историк, поборник отечественного просвещения и развития экономики. Материалист, философ и гражданин, он, может быть, впервые в отечественной истории с такой глубиной и мощью осмыслил потенциальную силу, талантливость русского человека, столь часто унижаемого высокомерным ничтожеством.

Едут, мчатся по дороге машины, торопятся туда, где в больших и малых человеческих гнездах вершится история наших дней, нанизывая новые звенья на ее бесконечную цепь.

Ярославец по материнской линии, выдающийся русский писатель Леонид Леонов, воссоздавший в своих произведениях сложную нашу эпоху, как-то сказал, что «история работает на человеческих усилиях». Мысль не новая, однако бесспорная.

Каковы же нынче слагаемые этой истории, если приблизить к ним око? Если выделить из целеустремленной, объединенной, организованной временем людской лавины составляющие ее крупицы жизней, наделенных определенной творческой энергией, доступные обозрению пытливого путника? Каковы они, ярославичи?

Обозначенное заданностью темы пространство Российской земли стремительно приближалось со всем тем, что живет сегодня и что уже улеглось и хранится в традициях, литературных и прочих памятниках, преданиях и легендах, в этих духовных и материальных накоплениях предков, укрепляющих силы идущего следом поколения.