Ярослав Мудрый - [46]

Но киевский князь так боялся за свою власть, что и слышать не желал о союзе с Тмутараканью против печенегов! Ему было достаточно, что Тмутаракань – русское княжество, хотя и дани в Киев не шлет и что степнякам всегда угроза с юга есть. Печенеги о той угрозе помнили, присмирели, хотя и не раз предлагали Сфенгу сокрушить Владимира общими усилиями.

Сфенг сначала смеялся над такими посулами, а потом заявил, что если еще раз против своих выступить предложат, то сам сокрушит печенегов и без помощи Киева! Видно поняли, что это не пустая угроза, и Тмутаракань не трогали, и Киеву не слишком досаждали.

Тмутараканский князь не мог понять драчки за власть между братьями, неужто нельзя блюсти дедов закон и править по старшинству? Мало на Руси земель, чтоб еще русские головы в битве меж собой класть?

Сфенг и теперь не вмешался бы в киевскую свару, но когда услышал, что братья в борьбе меж собой чужих на помощь зовут, то не выдержал! И теперь вот метался по палате, пытаясь успокоиться и холодным разумом принять верное решение.

Ничего не получалось. Тогда он велел кликнуть Тегдага. Старый колдун знал все, но советовался с ним князь только в крайнем случае, все же христианину негоже к пророчествам прибегать. Сфенг не забывал, что он Петрос в крещении, а значит, должен быть тверд, как камень.

Тегдаг усмехнулся, услышав призыв князя. Горд Сфенг и чтит свою веру. Князь Святослав не променял своих богов на ромейских, сколько мать ни просила, и сыновей не позволил крестить. Но погиб языческий князь, и дети стали христианами. Это бы нехудо, да только о чести забыли, язычников погаными зовут, корят всячески, а сами кровь братскую льют хуже степняков. Сказывают, в Киеве не только брат на брата встал, но и сын супротив отца. Князь Ярослав поднялся против своего отца Владимира. Мыслимо ли такое? Покарают боги Русь, ох покарают!

Что задумал Сфенг? Какой ему совет нужен? Тегдаг не зря носил такое прозвище, был он не просто ведуном, он колдовал, то есть знался и с темными силами, умел видеть будущее. Колдун не сразу отправился к Сфенгу, сначала надо было посмотреть, что князя ждет. Тегдага мало волновало будущее Киева и гораздо больше – Сфенга и Тмутаракани. То, что увидел, немного озадачило старого колдуна, но сказать об этом Сфенгу надо, потому он поторопился к князю.

В Сфенге удивительно сочетались крепость и основательность отца и стройность и гибкость матери. Рослый, сильный, темноглазый и светловолосый. Такое нечасто встретишь. А его сын Мстислав от своей матери унаследовал уже совсем темные огромные глаза и тонкий стан.

Князь не стал объяснять, зачем позвал, колдун и без того все понимал, только вопросительно протянул:

– Что скажешь?

Тегдаг нахмурился:

– В Киев хочешь, князь?

– Да не в Киев хочу, а хочу, чтоб эти щенки меж собой Русь не разодрали окончательно! Владимир, глупец, удумал между ними уделы поделить, теперь жди беды. Один того и гляди поляков наведет, другой все за море глядит, третий слаб настолько, что печенеги хоть завтра Киев возьмут… Только и знает, что поклоны бить да молиться, а власть свою показать неспособен! Прости, господи. – Сфенг быстро перекрестился в сторону красного угла на икону с лампадкой перед ней. Губы Тегдага под вислыми усами едва заметно дрогнули, но он промолчал. – Что делать-то?!

Колдуну очень хотелось сказать, чтоб попросил совета у своего бога, которому кресты кладет, но он и тут промолчал, негоже чужих богов обижать, даже если они отнимают у тебя мальчика, которого воспитывал. Вместо ответа Тегдаг разложил на столе свои амулеты, что-то зашептал, делая вид, что пытается прямо сейчас узнать ответ.

Но он не мог обмануть Сфенга, слишком хорошо знавшего старого колдуна. Князь давно понял, что еще до прихода к нему Тегдаг все вызнал в своей каморке.

– Не тяни, говори, что узнал.

– Скажу… Я скажу, а ты думай, как быть… Сам думай, я здесь не помощник. Про тебя говорить или про Русь?

– А и то, и другое не можешь?

Вот Сфенг в этом весь, ему нельзя половину или просто по частям, давай все и сразу. Сказывается горячая кровь предков по матери.

– Можешь в Тмутаракани остаться, совсем отделиться от Руси. Тогда твой род продлится долго, княжество сильным каганатом станет. А Русь… ее не будет. Часть отойдет к полякам, часть шведам, другие растащат по малости…

– А если в Киев пойду? – Голос князя был чуть хриплым, это выдавало сильное волнение.

Тегдаг чуть помолчал, потом вздохнул:

– Тебе все одно Киевом не править. Под себя возьмешь, да недолго там пробудешь. И сыну твоему не править, хотя он сильным князем будет, хорошим воином и правителем. Но им твой род прервется. А Русь? Уцелеет и твоими силами тоже.

Он ничего не стал больше говорить. Как будет, рассказывать не вправе, да и ни к чему, человек не должен знать события своей жизни. Ему можно только позволять делать выбор. Часто этот выбор очень нелегок, как вот сейчас для Сфенга. Он должен выбрать между будущим своего рода и своей земли. Хотя какой своей? Сфенг на Руси никогда не был, и если бы племянники свару не затеяли с помощью чужаков, так и вовсе не собрался бы.

Князь замер, задумчиво глядя в окно. Тегдаг понял, что он больше не нужен, потому тихо вышел, закрыв за собой дверь. Он не успел далеко уйти, как увидел Сфенга, куда-то мчавшегося на лошади во весь опор. Поехал в степь думать, бешеная скачка хорошо отвлекала, помогала принять решение не только тмутараканскому князю.