Ярмарка тщеславия - [5]

Главная героиня Теккерея Ребекка Шарп также способна снискать наши симпатии своим умом, чувством юмора, ловкостью, изворотливостью и проницательностью. Ведь она видит всех насквозь — качество, помогающее автору раскрыть сущность прочих обитателей Ярмарки, хотя ни в коей мере не препятствующее ему безжалостно разоблачать ее собственные козни. Влияние общества снобов в ней заметно, пожалуй, больше, чем в ком-либо другом, так как она не принадлежит к нему по рождению, — ведь Бекки дочь бедного учителя рисования. По ее словам, она могла бы быть добродетельной женщиной, имей она пять тысяч годового дохода. Нужда и жажда такой жизни, при которой она бы блистала, толкнули маленькую гувернантку на хитрости, обман и мошенничество. Живя среди снобов, она ценит то, что ценят они, и добивается положения в свете согласно их правилам. Не обманывая себя, она цинично приемлет окружающий ее мир таким, каков он есть. Она цинична, но не лицемерна. Вероятно, и этим отчасти объясняется единственный добрый поступок, который совершает Бекки, показывая Эмилии адресованное ей, Бекки, любовное письмо Джорджа. В результате кумир Эмилии повержен, и она находит новое счастье в браке с Доббином. Конечно, мотивы этого поступка сложнее. Нельзя вовсе отказать Бекки в желании полночь счастью новой четы. Вместе с тем злюка Бекки рада нанести удар по самым святым чувствам Эмилии. Главное же, Бекки соблазняется возможностью развеять ореол, которым Эмилия окружила Джорджа, и пусть и через много лет после его смерти, но сказать о нем правду.

Даже зачатки правдолюбия, искренних привязанностей или иных добрых чувств существенны в персонажах Теккерея: по сравнению со слабыми отблесками света темное кажется чернее. К тому же чудовищная, ничем не смягченная порочность встречается в жизни не часто. В романе Теккерея наряду с ярко выраженными снобами есть полуснобы и персонажи, лишь слегка затронутые снобизмом. От этого выигрывает правдоподобие, которое представляет собой один из аспектов гуманизма Теккерея: исправить людей можно, лишь веря, что ничто человеческое им не чуждо, — ни дурное, ни хорошее. Их следует пожалеть в их заблуждении, показав им ничтожность их дурных желаний. Поэтому над ними надо посмеяться вместо того, чтобы их бранить. Смех Теккерея иногда жалит, но нередко к нему примешивается ирония и даже скорбь. Ведь многие, подобно Бекки, могли бы быть лучше, если бы не влияние общества с его фальшивой моралью.

Это влияние Теккерей усматривает не только в людях с дурными наклонностями, но и в людях, хороших от природы, например в том же Родоне или в добряках Седли. Лишь немногие персонажи почти вовсе лишены снобизма, например офицерская жена миссис О’Дауд или леди Джейн, впрочем довольно слабо обрисованная в романе. Среди главных действующих лиц Эмилия и Доббин, несомненно, самые добродетельные люди. Однако Теккерей несколько снисходительно жалеет Эмилию и называет ее «глупенькой». В начале книги она — наивная девочка, без памяти влюбленная в своего Джорджа. Дальше — она вдова, возводящая верность покойному супругу в культ, которым гордится, так как он возвышает ее в собственных глазах. Поэтому она становится глуха к чувству и к страданиям своего верного раба Доббина и относится к нему даже несколько жестоко и тиранично. Ведь снобы готовы на все, лишь бы возвеличить себя, и притесняют тех, кто слабее их и над кем можно властвовать. Другими словами, и милая Эмилия в известной мере не остается чуждой снобизму.

Скромный, самоотверженный и мужественный Доббин, без сомнения, самый положительный образ в романе и легко мог быть сочтен его героем, если бы автор не поместил на титульном листе подзаголовок — «роман без героя». Это авторское указание не только обозначило отсутствие в романе центрального персонажа, но позволяло думать, что Теккерей отказывает Доббину в героической роли. О героях и героическом во времена Теккерея шли большие споры. Хотя эта эпоха получила в Англии наименование «негероического века», проблема героического постоянно обсуждалась в эти годы и публицистами, и критиками, и философами. Тогда и позднее многие считали, что в середине XIX века технический прогресс, накопление баснословных капиталов и битвы на полях конкуренции занимают умы больше, чем ратные подвиги, а потому и прежнее понятие героического изжило себя. Однако культ героя возрождал Карлейль и сторонники «Молодой Англии». Торийская пресса пропагандировала идею, согласно которой герой должен объединить вокруг себя все сословия и таким образом положить предел социальным разногласиям. К этой точке зрения отчасти примкнули даже некоторые, и притом ярые, либералы; и Маколей говорил, что «подавить грабительские инстинкты демократии» способен только новый Цезарь или Наполеон, то есть герой, превратившийся в деспота. Были и противоположные мнения. Так, философ Джон Стюарт Милль полагал, что сильные личности уходят в прошлое и, по сути дела, больше не нужны. «Что нам даст, — говорил он, — один человек со сверхъестественными способностями и целая нация пассивных людей?» По мнению Милля, благополучие Англии зависит впредь от множества людей, из которых каждый вправе думать и поступать так, как он считает нужным. А это означало, что человек даже самой скромной участи может проявлять благородство и мужество. При этом деятельность его должна направляться этическими соображениями и на благо большинства.