Ярмарка коррупции - [29]

Я подошел ближе.

– Позвольте мне констатировать очевидный факт, сэр. Повесить меня можно только однажды. Приговор был оглашен. Если я снова окажусь за решеткой, то меня, несомненно, ожидает самая ужасная участь независимо от того, что произойдет между нами. Вы должны отдавать себе отчет, что в данный момент закон не может ограничивать мои действия. – Я нагнулся над ним. – В своих усилиях наказать меня с помощью закона вы поставили меня вне закона, и, что бы я ни совершил, мне теперь нечего терять. А теперь я повторю свой вопрос, если позволите. Почему вы так хотели, чтобы мне был вынесен обвинительный приговор?

– Потому что я думал, что вы виновны, – сказал он, отвернувшись.

– В это невозможно поверить. Вы слышали, как свидетели признались, что им заплатили за то, чтобы они сказали, будто видели то, чего на самом деле не видели, чего и видеть не могли, поскольку этого не было. Вы предпочли закрыть глаза на лживость свидетельских показаний. Вы приказали присяжным закрыть глаза на лживость свидетельских показаний. Я требую, чтобы вы объяснили почему.

Поскольку я предполагал, что его честь будет упорствовать, я захватил с собой из кухни нож. Теперь я достал его и, не дав судье возможности гадать, собираюсь я им воспользоваться или нет, вонзил острие в его щеку под левым глазом. Я не собирался причинять серьезного вреда, а хотел только продемонстрировать, что я человек дела, а не слов.

Он схватился за рану обеими руками. Надо сказать, она была пустяковой, несмотря на кровотечение. Цирюльник и тот наносит более серьезные раны при бритье.

– Вы выкололи мне глаз! – закричал он.

– Это не так, – сказал я, – но я вижу, что возможность ослепнуть вас огорчает. И я на самом деле выколю вам глаз, если вы не ответите на мой вопрос. Возможно, вы не поняли, что я не располагаю лишним временем. Надеюсь, вы простите меня, если я начну терять терпение.

– Черт с вами, Уивер. У меня не было выбора. Я сделал для вас все, что мог.

Он скорчился на кресле, зажимая порез обеими руками, будто опасался, что истечет кровью, если не будет закрывать рану всеми десятью пальцами.

– Почему у вас не было выбора?

– Черт побери, – проворчал он. Казалось, он не обращается ни к кому конкретно. Затем снова повернулся ко мне. – Смотрите, Уивер, вам удалось освободиться. Этого самого по себе достаточно. Если вы человек разумный, то, вместо того чтобы тратить зря время, вам следует убраться отсюда подальше. Не стоит сердить этих людей.

– Каких людей? Кто велел настроить присяжных против меня? – потребовал я.

Молчание. Но я занес над ним кухонный нож, и он стал более многословным.

– Черт возьми! Я не допущу, чтобы меня искалечили из-за него. Не настолько мне дорог этот человек. И зачем только я в это ввязался! Но поскольку грядут всеобщие выборы, никто не может оставаться нейтральным.

Я напрягся:

– Как, снова выборы? Какое отношение ко всему этому имеют выборы?

– Это Гриффин Мелбери, – сказал он. – Гриффин Мелбери велел мне это сделать. Прошу вас, не говорите, что я вам сказал. Этот человек может быть опасным врагом, и я не хочу подвергать себя риску.

Его слова настолько удивили меня, что я едва не выронил нож. Посмотрев на руки, я увидел: нож я сжимаю с такой силой, что пальцы побелели.

Гриффин Мелбери. Вестминстерский кандидат тори. Человек, женившийся на Мириам.

– Расскажите мне все, – сказал я. – Ничего не утаивая.

– Мелбери назначил мне встречу, как только узнал, что мне выпало вести ваше дело. Необходимо, сказал он, чтобы вас признали виновным и повесили. Все ценности тори, включая сильное влияние Церкви, сильную монархию, контроль за новым богатством и либеральными идеями, – все это зависело от выполнения его приказа. Он недвусмысленно дал понять, что, если я не выполню своего долга, после следующих выборов у власти окажется достаточно тори, чтобы лишить меня места.

Я знал, что большинство судей – политические фигуры и зависят от одной из двух политических партий. Я также знал, что эти люди не видят ничего дурного в том, что их политические связи влияют на принимаемые ими решения. Однако я не мог понять, почему тори так страстно желали, чтобы меня осудили за это преступление. Как моя казнь могла быть связана с политикой тори? Единственное, что приходило мне на ум, – что Мелбери все это придумал, так как для него это был вопрос чести. Поскольку я никогда не встречался с Мелбери, ничем ему не мешал и не досаждал, трудно было поверить, что он затаил такую страшную злобу на меня только потому, что я когда-то ухаживал за женщиной, ставшей его женой.

– Но почему? – спросил я.

– Откуда я знаю, – раздраженно ответил Роули, словно я был ребенком, который спрашивал, почему небо синее. – Я не знаю. Он не сказал. Он не желал говорить. Я требовал ответа, но он только угрожал. Вы должны поверить, что мне вовсе не доставляло удовольствия делать то, что я сделал. У меня не было другого выхода.

– Какое я имею отношение к этому? Я никак не связан с тори.

– Откуда мне знать, если Мелбери ничего не объяснил? Я думал, вы знаете больше, чем я. Если бы я мог изменить ход сегодняшнего процесса в суде, я бы его изменил. Мне вовсе не нравится, что из-за вас или из-за него моя репутация пострадала. Я поступил так, поскольку мне не оставалось ничего другого.