Японская мифология. Энциклопедия - [92]

Шторм утих, и тучи растаяли, но ветер все еще оставался таким же сильным, как и раньше. Сопровождающий сказал, однако, своему господину, что ветер правильный и дует прямо в сторону их дома.

Наконец они достигли побережья Акаси, в провинции Харима. Но дайнагон, все еще больной и сильно напуганный, решил, что они приплыли в какую-то дикую землю, улегся в лодке, жалобно стеная и отказываясь выйти даже тогда, когда правитель этого края сам вышел поприветствовать его.

Когда наконец дайнагон понял, что они пристали вовсе не к дикой земле, он сошел на берег. Нет ничего удивительного в том, что его появление вызвало улыбку на лице правителя — это был жалко выглядящий и весьма расстроенный господин, продрогший до костей, с распухшим животом и глазами, тусклыми, как две терновые ягоды.

Наконец дайнагона доставили в паланкине домой. Когда его принесли, хитрые слуги смиренно рассказали свои истории о том, как они потерпели неудачу в охоте на дракона. На что дайнагон им отвечал:

— Вы правильно сделали, что вернулись с пустыми руками. Дракон этот, без сомнения, дружен с самим Богом Грома, и кто бы ни решил наложить руки на драгоценный камень, что покоится на шее дракона, подвергает себя большому риску. Сам я тяжело перенес тяготы моего путешествия, и перенес их зря, не получив за это никакой награды. Кагуя-химэ похищает души мужчин и разрушает их тела, а раз так, никогда больше я не посещу ее дом и никогда не прикажу это вам.

В заключение можно сказать, что, когда жены и наложницы услышали о приключениях своего господина, они смеялись, пока не заболели бока, а разноцветную бахрому, которой он приказал украсить кровлю своего дворца, растащили вороны, нить за нитью, чтобы выстлать ею гнезда.

Раковина ласточки

Достаточно сказать, что история тюнагона Исоноками-но Маро тоже тривиальная и что поиски целебной раковины ласточки, как и поиски его предшественников, оказались тщетными.

Сватовство микадо

К тому времени слава о красоте Кагуя-химэ достигла двора и самого микадо, которому очень хотелось взглянуть на нее. Как-то раз призвал он к себе старшую придворную даму по имени Накатоми-но Фусако, чтобы та пошла и посмотрела на дочь старика Такэтори, а затем доложила ему, правду ли гласит молва.

Однако, когда Фусако добралась до дома старика Такэтори, Кагуя-химэ отказалась видеться с ней. Так что придворной даме пришлось вернуться ко двору и доложить об этом микадо. Тогда микадо послал за стариком Такэтори и приказал тому привести Кагуя-химэ ко двору, чтобы он смог, наконец, ее увидеть, и добавил:

— А если уговоришь Кагуя-химэ пойти на службу во дворец, будешь носить головной убор чиновника пятого ранга.

У старика Такэтори было очень доброе сердце, и он лишь мягко журил дочь за такое странное поведение. И хотя ему хотелось почестей двора и, возможно, в глубине души он мечтал о ранге, нужно сказать, что в первую очередь он помнил о своем долге отца.

Вернувшись домой, он обсудил все с Кагуя-химэ, и та ответила ему, что если ей и придется идти ко двору микадо, то это неминуемо приведет ее к смерти. И добавила:

— Цена ранга благородства моего отца — смерть его ребенка.

Старика очень поразили ее слова, и он опять отправился ко двору, где смиренно и поведал решение дочери.

Микадо, не привыкший к отказам, задумал хитрый план. Он приказал организовать охоту, но таким образом, чтобы он мог появиться около дома старика Такэтори и, по возможности, увидеть девушку, которой безразличны желания императора.

В день, когда состоялась охота, микадо неожиданно вошел в дом старика. Не успел он это сделать, как удивился странному свету, исходящему из комнаты. А внутри была не кто иная, как Кагуя-химэ.

Микадо подошел и дотронулся до рукава девушки, которым она быстро прикрыла лицо. Хотя она и быстро это сделала, он успел мельком заметить потрясающую красоту девушки. Впечатленный божественной красотой и не обращая внимания на ее протесты, он приказал подать паланкин. Но когда его принесли, Кагуя-химэ внезапно исчезла. Император, поняв, что имеет дело с бессмертной девушкой, воскликнул:

— Все будет так, как ты пожелаешь, девушка; но умоляю, прими свой обычный облик, чтобы можно было опять наслаждаться твоей красотой.

И тогда Кагуя-химэ появилась опять. Когда микадо уже собирался уходить, он сложил следующий стих:

Миг расставанья настал,

Но я в нерешимости медлю…

Ах, чувствую, ноги мои

Воле моей непокорны,

Как и ты, Кагуя-химэ! *

Кагуя-химэ ответила на это так:

Под бедною сельской кровлей,

Поросшей дикой травой,

Прошли мои ранние годы.

Не манит сердце меня

В высокий царский чертог*.

Небесное одеяние из перьев

На третий год после охоты микадо, весною, все заметили, что Кагуя-химэ стала подолгу смотреть на луну. На седьмой месяц, когда сияла полная луна, печаль Кагуя-химэ стала еще глубже, и ее плач встревожил девушек, прислуживающих ей. В конце концов, они пришли к старику Такэтори и сказали:

— Долго смотрела Кагуя-химэ на луну, прибывала луна, и увеличивалась ее печаль, и скорбь ее ничем не прогнать, горько плачет она и причитает; потому мы пришли просить вас поговорить с ней.

Старик попросил дочь поведать ему о причине своей печали. В ответ он услышал, что вид луны напоминает ей о несчастье мира.