Японская империя - [2]

, рассматривает реформу Тайка как установление государственной собственности на землю с прикреплением как свободных общинников, так и полусвободных (бэмин) к земле. Правда, Хани Горо не всегда четок и последователен в формулировках и поэтому, в частности, отделяет крепостничество от феодализма, видя отличие в том, что при крепостничестве еще сохраняется рабовладение как уклад, и считая, что феодализм является «чистым крепостничеством». Действительно, реформа Тайка (645–646 годы), прикрепив основную массу населения, включая бэмин, к земле, не изменила положения рабов. Количество рабов даже несколько увеличилось в VII–VIII веках, однако их общая численность по-прежнему не превышала 10–15 процентов всего населения страны. Однако подавляющая масса трудового населения (в Японии того времени свыше 80 процентов) эксплуатировалась как крепостные, а лишь 10–15 процентов как рабы, причем значительная их часть была занята на постройке храмов и дворцов, а не в основном производстве – земледелии. Вряд ли имеется достаточно основании рассматривать такой строи иначе, как крепостнический, раннефеодальный. В основном Хани Горо и проводит эту точку зрения, квалифицируя период после 645 года как период крепостничества.

Особый интерес представляет глава о феодализме, о XIV–XVI веках. В этой главе много нового, свежего материала, несмотря на то, что о крестьянских восстаниях XV века в японской и европейской литературе было много данных и раньше. Любопытно, что, описывая борьбу крестьян и горожан, автор трактует ее вопреки всем и всяческим традициям японской историографии как борьбу за республиканскую систему правления, хотя бы в местном масштабе города или провинции. Это смелая идея. Обычно, если судить по японским историческим работам, народ якобы выступал всегда за того или иного правителя против другого правителя (за императора против сёгуна, за сёгуна против императора и т. д.), но никак не за народное правление. Хани Горо усматривает республиканское движение и в известном восстании 1485–1492 годов в провинции Ямасиро и в борьбе за самоуправление города Сакаи, японской Венеции, как его называли европейцы, и некоторых других городов. Хотя эти разрозненные движения крестьян и горожан были подавлены, но они свидетельствовали о том, что свободолюбие японского народа, как и всякого другого народа, имеет древние корни.

Некоторая непоследовательность формулировок автора наблюдается в оценке и характеристике событий 1867–1868 годов. Хани Горо по-разному объясняет события 1867–1868 годов, то как преобразования периода Мэйдзи (Мэйдзи исин), что обычно для японской историографии, то как революцию (какумэй), то, наконец, как начало демократической революции. Так, автор пишет: «Таким образом, революция 1868 года была действительно революцией, отражавшей требования освобождения от феодализма, выдвигаемые японским народом в ходе крестьянских и городских восстаний; она свергла токугавское правительство Бакуфу и послужила началом современной демократической революции…» Очевидно, и в этом сложнейшем вопросе японской истории (оценка событий 1867–1868 годов), так же как и в вопросе рабовладения, Хани Горо делает шаг вперед по сравнению с другими японскими историками, приближаясь к оценке событий 1867–1868 годов как революции. Конечно, буржуазная революция в Японии имела существенные отличия от революций в Европе; революция в Японии была половинчатой, незавершенной. Она не привела ни к буржуазной республике, ни даже к ограничению абсолютной монархии: одна форма абсолютизма (сёгунат) сменилась другой – императорской властью. И, тем не менее, как бы ни были робки и половинчаты преобразования, проводимые в течение 4–5 лет после революции (1868–1873 годы), они расчистили путь для капитализма. Помимо ряда реформ в области свободы торговли и предпринимательской деятельности, была проведена основная реформа всякого буржуазного строя – аграрная: крестьянин был превращен из прикрепленного к земле землепользователя в частного собственника своего прежнего надела. Эта реформа, как и прочие преобразования, была куцей, половинчатой, но после ее проведения капиталистические отношения стали господствующими в стране, хотя остатки феодальных отношений сохранились в значительном объеме.

Очень ценно то, что Хан и Горо, описывая ход антиправительственного движения накануне 1867–1868 годов на фоне господствовавших в среде дворянско-буржуазной оппозиции идей реставрации императорской власти (направленных против сёгунов), отмечает наличие и республиканских идей. С другой стороны, он подчеркивает и то обстоятельство, что Англия всячески поддерживала идею реставрации императорской власти, опасаясь расширения и углубления революционного движения.

Автор заканчивает свою книгу капитуляцией Японии в августе 1945 года, когда начался совершенно новый период в истории страны.

История 1868–1945 годов подробно освещалась в ряде советских исторических работ, а также в работах японских историков, переведенных на русский язык. Поэтому трудно было бы ожидать, что в небольшой по размерам работе Хани Горо сможет дать читателю много нового и свежего материала и вместе с тем оригинального и научно обоснованного освещения событий. И, тем не менее, читая книгу, убеждаешься, что автору это в значительной мере удалось. Эта часть книги читается с большим интересом. Правда, и здесь встречаются противоречивые положения, а также непривычная для читателя периодизация истории. Однако при всем том основная линия рассуждений, главные положения, которые автор не раз повторяет, хотя они иногда выражены своеобразным и непривычным для нас языком, обоснованы достаточно убедительно большим конкретным материалом. В частности, Хани Горо собрал большой и яркий статистико-экономический материал в подтверждение некоторых своих положений.