Япония. В краю маяков и храмов - [6]

Шрифт
Интервал

Далее в коллекции следует сэнсэй Като. Что он преподает, сказать сложно. Просто болтает про всякое. В основном про японских телесериальных супергероев начала 70-х, типа Бэтмена и прочих. Но это надо видеть и слышать! Сам Като большой, у рубашки рукава закатаны, прыгает, рожи строит, под стол залазит и оттуда гавкает. Потом еще по видику этих героев показывает. Целыми сериями. Уморительное зрелище — они там все бегают в оранжевых комбинезонах «будущего» покроя, но при длинных галстуках поверх молний. А в галстуки вделаны красные кнопки тревоги — если что, кнопки начинают мигать и завывать. В общем, на это стоит посмотреть!

Еще есть кругленькая барышня по фамилии Фудзие. Сама она вроде бы обычная, ведет разговорную речь. Но очень довольна собой и жизнью. Она всегда, когда разговаривает, так радостно задерживает дыхание, потому что, наверное, боится выдохнуть вместе со словами распирающее ее счастье. Она и кругленькая такая, наверное, тоже от этого постоянного «распирания счастья». У Фудзие на занятиях вечно случаются всякие дурацкие истории. Например, такая: когда она нам о себе рассказывала, то подробно говорила про то, что и как именно она преподает, что это у нее второе образование, а первое — история культуры эпохи Хэйан (это как раз времена Сэй Сёнагон). Потом под конец вдруг спохватилась и говорит: «Да, кстати, чуть не забыла. У меня еще ребенок есть. Один. И муж тоже… Один!» Или вот такая история. Фудзие спрашивает у одного француза: «Как вам японцы?» Он отвечает: «Добрые, только иногда странные». Она уточняет: «Это когда же японцы странные?» Он говорит: «Как правило, с девяти вечера». Она: «????» Он: «Ну да, как вечером в теннис у меня под окнами начинают играть, то так орут, что спать невозможно. У нас так никто никогда не кричит!» Еще Фудзие рассказала, что раньше в электричках все сидели на корточках! Туфли снимали, забирались с ногами на сиденья и так ехали! А сами в кимоно. Последние 10 лет такого в Японии уже практически не увидишь. Еще в японском есть такой глагол «энсэн-суру». Это значит «следовать вдоль железнодорожной линии». (Вот поживешь в Японии, сразу становится понятно, что тут это действительно так актуально, что отдельный глагол нужен. Железнодорожных линий тут просто клондайк какой-то!) Перед парикмахерскими тут ставят такие штуки с синими и красными полосками, они крутятся, и все понимают — тут парикмахерская. Говорят, что синие и красные полоски — напоминание о венах и артериях. Потому что в старину парикмахеры-цирюльники занимались еще и кровопусканием. А на Хина-мацури[6] в квартирах выставляют куколок — императорскую чету, их деток и придворных. Куклы дорогие и красивые. Но теперь девочки часто этот ассортимент разнообразят. По телевизору показывали интервью с одной молодой японкой — она вместо кукол-людей выставила кукольных мышек и крыс. И убрала их ветками цветущей сливы, как и положено. А крыса по-японски называется «кума-недзуми» — медвежья мышь, мышиный медведь или мышь-медведь, как кому нравится! А лягушка по-японски «каеру». И глагол «возвращаться» — тоже «каеру». Омоним. Поэтому все японцы носят в кошельках разных игрушечных маленьких лягушечек — чтобы деньги имели обыкновение в кошельки возвращаться.

Записалась я и на каллиграфию. Ее ведет некрупная, очень нарядная тетенька по фамилии Фукумицу. Дословно это переводится как «луч счастья». И честно сказать, она со своим непреходящим оптимизмом и оборочками на платье этому имени весьма соответствует. Фукумицу выдала всем напрокат наборчики в сумочке, а там все, что надо: войлочная подстилка для бумаги, тяжеленькая прижимка для нее же, китайская сухая тушь и тушечница-судзури, чтобы в ней эту тушь растирать. Еще — завернутые в бамбуковую салфетку кисточки. Ужасно удобно это для кисточек — завернул салфетку, вот тебе и футляр. А между планочек у салфетки просветы есть — в них воздух проходит, и мокрая кисточка в таком футляре не сгниет. Сижу теперь, пишу кривые палочки — слева-направо, сверху-вниз. Ичи-ни, ичи-ни (раз-два в смысле). Дальше пока дело не движется.

Вообще, все это чем-то смахивает на Хогвардс. По крайней мере, блестящий исполнитель роли Гилдероя Локхарда у нас уже есть — это наш франтоватый грамматик Саката, который: «Вообще-то, ах, не грамматик, а стилист и критик». И тут он вообще-то случайно, вообще-то он в буддистском университете преподает…

В общежитии нас тоже развлекают, как могут. Там есть общество окрестных жителей, старушек в основном, которое к нам в общагу приходит, вечера японской кухни и чаепития устраивает, на разные прогулки приглашает. Приятно, между прочим, хоть и наивно немного. Вот эти старушки энтузиасты возили нас (то есть всех желающих из общаги) в местечко Оямадзаки (Штормовая Гора) под Киото. Там есть несколько горных храмов (очевидно — с привидениями), завод знаменитого японского виски «Сантори» и вилла-музей. Первая часть развлечения называлось «хайкингу». По простому — подъем в горы. Старушки бодро перевалили через горный хребет и потом с хохотом отплясывали на вершине. А мы, молодые ребята, и это я даже не про себя говорю, а про спортивного вида парней-австралийцев, загнанно пыхтели у них в хвосте и периодически ползли на четвереньках. А на вершине тихо улеглись в кружок, ногами к центру и долго еще не могли подняться.


Рекомендуем почитать
Чехия. Инструкция по эксплуатации

Это книга о чешской истории (особенно недавней), о чешских мифах и легендах, о темных страницах прошлого страны, о чешских комплексах и событиях, о которых сегодня говорят там довольно неохотно. А кроме того, это книга замечательного человека, обладающего огромным знанием, написана с с типично чешским чувством юмора. Одновременно можно ездить по Чехии, держа ее на коленях, потому что книга соответствует почти всем требования типичного гида. Многие факты для нашего читателя (русскоязычного), думаю малоизвестны и весьма интересны.


Лето с Гомером

Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.


Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь

Жан-Кристоф Рюфен, писатель, врач, дипломат, член Французской академии, в настоящей книге вспоминает, как он ходил паломником к мощам апостола Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела. Рюфен прошел пешком более восьмисот километров через Страну Басков, вдоль морского побережья по провинции Кантабрия, миновал поля и горы Астурии и Галисии. В своих путевых заметках он рассказывает, что видел и пережил за долгие недели пути: здесь и описания природы, и уличные сценки, и характеристики спутников автора, и философские размышления.


Утерянное Евангелие. Книга 1

Вниманию читателей предлагается первая книга трилогии «Утерянное Евангелие», в которой автор, известный журналист Константин Стогний, открылся с неожиданной стороны. До сих пор его знали как криминалиста, исследователя и путешественника. В новой трилогии собран уникальный исторический материал. Некоторые факты публикуются впервые. Все это подано в легкой приключенческой форме. Уже известный по предыдущим книгам, главный герой Виктор Лавров пытается решить не только проблемы, которые ставит перед ним жизнь, но и сложные философские и нравственные задачи.


Выиграть жизнь

Приглашаем наших читателей в увлекательный мир путешествий, инициации, тайн, в загадочную страну приключений, где вашими спутниками будут древние знания и современные открытия. Виталий Сундаков – первый иностранец, прошедший посвящение "Выиграть жизнь" в племени уичолей и ставший "внуком" вождя Дона Аполонио Карильо. прототипа Дона Хуана. Автор книги раскрывает как очевидец и посвященный то. о чем Кастанеда лишь догадывался, синтезируя как этнолог и исследователь древние обряды п ритуалы в жизни современных индейских племен.


Александр Кучин. Русский у Амундсена

Александр Степанович Кучин – полярный исследователь, гидрограф, капитан, единственный русский, включённый в экспедицию Р. Амундсена на Южный полюс по рекомендации Ф. Нансена. Он погиб в экспедиции В. Русанова в возрасте 25 лет. Молодой капитан русановского «Геркулеса», Кучин владел норвежским языком, составил русско-норвежский словарь морских терминов, вёл дневниковые записи. До настоящего времени не существовало ни одной монографии, рассказывающей о жизни этого замечательного человека, безусловно достойного памяти и уважения потомков.Автор книги, сотрудник Архангельского краеведческого музея Людмила Анатольевна Симакова, многие годы занимающаяся исследованием жизни Александра Кучина, собрала интересные материалы о нём, а также обнаружила ранее неизвестные архивные документы.Написанная ею книга дополнена редкими фотографиями и дневником А. Кучина, а также снабжена послесловием профессора П. Боярского.


По следу Сезанна

Питер Мейл угощает своих читателей очередным бестселлером — настоящим деликатесом, в котором в равных пропорциях смешаны любовь и гламур, высокое искусство и высокая кухня, преступление и фарс, юг Франции и другие замечательные места.Основные компоненты блюда: деспотичная нью-йоркская редакторша, знаменитая тем, что для бизнес-ланчей заказывает сразу два столика; главный злодей и мошенник от искусства; бесшабашный молодой фотограф, случайно ставший свидетелем того, как бесценное полотно Сезанна грузят в фургон сантехника; обаятельная героиня, которая потрясающе выглядит в берете.Ко всему этому по вкусу добавлены арт-дилеры, честные и не очень, художник, умеющий гениально подделывать великих мастеров, безжалостный бандит-наемник и легендарные повара, чьи любовно описанные кулинарные шедевры делают роман аппетитным, как птифуры, и бодрящим, как стаканчик пастиса.


Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны

Кто-то любит путешествовать с фотоаппаратом в руке, предпочитает проторенные туристические маршруты. Есть и отчаянные смельчаки, забирающиеся в неизведанные дали. Так они открывают в знакомом совершенно новое.Мэтью Форт исколесил Сицилию, голодный и жаждущий постичь тайну острова. Увиденное и услышанное сложилось в роман-путешествие, роман — гастрономический дневник, роман-размышление — записки обычного человека в необычно красивом, противоречивом и интригующем месте.


Прованс навсегда

В продолжении книги «Год в Провансе» автор с юмором и любовью показывает жизнь этого французского края так, как может только лишь его постоянный житель.


Год в Провансе

Герои этой книги сделали то, о чем большинство из нас только мечтают: они купили в Провансе старый фермерский дом и начали в нем новую жизнь. Первый год в Любероне, стартовавший с настоящего провансальского ланча, вместил в себя еще много гастрономических радостей, неожиданных открытий и порой очень смешных приключений. Им пришлось столкнуться и с нелегкими испытаниями, начиная с попыток освоить непонятное местное наречие и кончая затянувшимся на целый год ремонтом. Кроме того, они научились игре в boules, побывали на козьих бегах и познали радости бытия в самой южной французской провинции.