Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир - [30]

В обозначение японских (кабанэ) и корейских (кольпхун) клановых званий входит один и тот же знак, означающий «кость» (яп. бонэ). Среди монгольских племен слово «бонэ» определяет патриархальный клан. Японское «удзи», или «уди» (патриархальный клан), обнаруживается в корейском в форме «ул»; уру-г (родичи) — в монгольском, ури (потомки) — в бурятском, уру (родственники) — в тюркском, ур (сыновья) — в тунгусском. Эти лингвистические сближения в недрах алтайских языков, несомненно, подтверждают родство указанных народностей.

В японских мифах выделяются две категории божеств: небесные (Аматэрасу) и земные, или местные, причем небесные пришли извне и стали властителями над местными. Возможно, это разделение отражает какую-то реальность в недавнем прошлом страны. Верховное божество называлось Такамимусуби, т. е. «Высокая троица». Центральное место в системе мифов занял миф о завоевании божественным внуком Ниниги «Срединной страны» (Японии) и о пожаловании ему трех священных регалий. Таким образом, миф обосновывает права клана тэнно на Японию. Очень похоже объясняет корейский миф о Танкуне условия основания древнекорейского Чосон. Сходство наблюдается и в деталях: упомянуты «три небесных знака», сошествие духа на дерево на горе; другое имя Такамимусуби — Такаги — как раз и означает «высокое дерево», японская вершина Кусифуру подозрительно похожа на корейскую Куси. Оба мифа, вероятно, одного происхождения [Kojiki, I, 38, 39]. Миф о пришествии в Идзумо по требованию местных богов является одним из таких примеров, а восточный поход «царя» Дзимму-другим. Согласно одной из версий, предок Дзимму по воле Аматэрасу спустился на гору в Кюсю, чтобы управлять страной, но аналогичное предание существует и в Южной Корее — в шести владениях кара. Основываясь на этом, некоторые ученые раскрывают японский миф о «сошествии тэнсон» — «небесного внука» Аматэрасу — с приближенными (народа тэнсон) как переселение на острова во II–III вв. выходцев из корейского образования Кара [Ким Сокхён, 1965].

В ходе восточного похода Дзимму сталкивается с местным божеством Утохико, который перевозит героя в новое царство через реку на черепахе. Аналогичная сцена есть в мифах у когурё и у пэкче. Дзимму носил титул «первого правителя страны», но аналогичным титулом обладал и «царь» Судзин, собственное имя (или второй титул) которого звучало как «принц Мима» (может быть, Мимана?). Возможно, Судзин (первая половина IV в.) и был в действительности первым царем Японии (см. [Kojiki, I, 63–68]).

В китайских летописях есть сообщение о пяти государях Японии, которые просили у китайского двора подтвердить их титулы государей Японии и Южной Кореи, ссылаясь на положение, существовавшее в эпоху трех хан в Корее. Но из истории мы знаем о двух объединителях хан — о царе Цинь (III в.) и о выходце из дома царя Фуюй (первая половина IV в.). Смещенный царь Цинь ушел из Махан до 280 г. н. э. и поселился в Пёнхан (Мимана). Возможно, последний царь Цинь и есть Судзин, н тогда понятны его претензии.

Другой китайский источник отличает Японию (Эрбянь) от Ва, говоря, что Япония первоначально была маленькой страной, но потом заняла земли Ва. Правда, эти сведения поздние (VII в.), но они предшествуют составлению официозных «Нихонги». И в то время как последняя отстаивает местное происхождение царской династии, первые указывали на ее иноземные корни.

В «Нихонги» содержится любопытное сообщение об охоте на оленей, в которой в 611 г. участвовала царица [Nihongi, XXII, 24]. Охотились в охотничьих угодьях в определенное время на оленей ради рогов-пантов, обладавших целебными свойствами. Она неоднократно упоминается в «Манъёсю» [Sugiyama, 1971]. Но кроме этой практической цели существовал еще и аспект ритуальный, уходящий корнями в идеологию северных кочевников, которые через Китай и Корею добрались до архипелага. В «Самкук саги» описывается весенняя охота на оленей на холмах Лолана. Король со свитой убили оленей и кабанов и принесли их в жертву богам неба, гор и рек. Среди петроглифов Северной Азии можно встретить изображение оленя, а «олень — золотые рога» стал символом солнца, бессмертия, вечного счастья. Большие рога благородного оленя — это панты, содержащие тоническое средство, которое всегда отождествлялось с бессмертием и счастьем. Такое же значение, по-видимому, имели золотые короны — Силлы и бронзовая корона из кургана Фунаяма у Эда на Кюсю с украшениями в виде рогов.

Гипотеза о воинственных кочевниках из Азии, ставших господами над «мирным и религиозным» народом, покоится, как утверждают сторонники этой концепции, на дуалистическом характере древнеяпонской мифологии, религии, общественной структуры, обычаев.

Итак, по мысли Эгами Намио, процесс образования японского народа, безусловно, происходил уже в период яёи, когда разведение риса стало основой японского хозяйства, и до нашей эры; уже тогда появился японский язык. Формирование японской народности в экономическом отношении обязано тому обстоятельству, что аборигены Центрального и Южного Китая занесли в Японию культуру поливного риса. Сам народ открыл культурное общение между Японией, с одной стороны, и Маньчжурией и Северным Китаем — с другой (через Корею). Культура металла маньчжурского и корейского происхождения была занесена в Японию, а кровь их носителей смещалась с кровью населения Западной Японии. По Эгами, по археологическим, этнографическим и историческим данным происхождение японского народа и государства предстает в следующем свете. Режим в Ямато был создан наездниками Восточной Маньчжурии одинакового происхождения с пуё и когурё. Эти наездники первоначально двигались на юг со своей родины и завоевали Южную Корею. После краха их завоевания им пришлось затвориться в Мимана, откуда они двинулись на Северное Кюсю примерно в первой половине IV в., в правление Мимаки-ири хико (Судзина). В конце IV или в начале V в. при Одзине они настолько усилились, что смогли вернуть господство над Южной Кореей, перенести политический центр в Кинай, основать там режим Ямато и перейти к объединению страны.