Япония по контракту - [11]
Справа розовели под утренним солнцем снежные вершины близких гор, слева блестело море. Счастливые люди — японцы жили между двух красот. Среди тесного ряда частных домиков показался маленький островок зелени. Десяток деревьев, парочка скамеек возле клумбы, детская песочница, лесенка, качели… Места в крошечном парке было так мало, что дорожка, петлявшая между ровно постриженных кустов, прямых участков не имела, только повороты. Но бежать по плотно утрамбованной красноватой кирпичной крупке было удобно. Ровно в шесть тридцать пустынный парк вдруг, как по команде, заполнился народом, пятнадцать человек в таком скверике — уже толпа. Пожилые мужчины и женщины, дамы средних лет — те, кому не надо спешить на работу и нянчить детей. Кто-то включил маленький приёмник, и, повинуясь музыке и тоненькому голоску — ич-ни-сан (раз-два-три), народ стал в кружок и принялся дружно размахивать руками. Упражнения были лёгкие, упражняющиеся знали их хорошо, должно быть, собирались на зарядку регулярно. Две старушки заметили её, закивали ласково, подзывая. Она пристроилась к группе — в Японии трудно остаться индивидуалистом! Пять минут после зарядки ушло на взаимные поклоны и улыбки. Пять минут улыбок — хорошее утреннее упражнение!
Дома она заварила зелёный чай, вдыхая смесь запахов моря и луга, открыла пакет с хлебом. Хлеб уже был нарезан толстыми кусками, тонко эту ватно-белую массу не нарежешь. И жевался хлеб, как вата. Съесть кусок удалось, только подсушив его в печке. Большой ломоть занял всё маленькое пространство духовочки. Подождав, пока хиленькое пламя справится с непосильной для него пухлой грудой, она сжала пальцами мягкие бока бутылки с мёдом — из пластмассового носика легко полилась струя. Мёд был несерьёзный, жидкий, с конфетным привкусом, но это был японский мёд! День начинался замечательно! И обещал так же хорошо продолжиться — супруги Кобаяси устраивали специально для неё домашний обед. Хидэо заехал за ней.
Машина пошла по шоссе вдоль леса — Кобаяси жили в пригороде.
— Мы совсем недавно купили этот дом, — рассказывал Хидэо, — а прежде жили с родителями в маленьком посёлке, в двадцати километрах от города. Я ездил в течение тридцати лет, с тех пор, как стал студентом.
После смерти отца родительский дом достался Хидэо и он решил его продать и переехать в город. Пятидесятилетний Хидэо надеялся стать профессором, а для репутации человека, мечтающего получить эту должность, нехорошо жить чуть ли не в деревне.
— На жильё в центре денег не хватило, — Хидэо рассказывал хотя и не очень охотно, но честно. — Даже на окраине за дом пришлось заплатить сорок пять миллионов йен! В долларах — больше четырёхсот тысяч — в Японии дорогая земля. Но владеть ею очень выгодно. Из-за земли владелец дома всегда богаче владельца квартиры.
К деньгам, вырученным от продажи родительского гнезда, Хидэо добавил собственные сбережения и взял в банке кредит.
— Мы с Намико спланировали так, что до моего ухода на пенсию я как раз успею его выплатить, — Хидэо говорил, а она завидовала японцам, которые могли распределить свои денежки на десять лет вперёд и не сомневаться, что всё сбудется.
Свободной земли в городе не было, и новый район, где поселились супруги Кобаяси, построили на террасе на склоне холма. Ровного места было мало: всего три короткие улочки, одним концом утыкавшиеся в холм, другим — в обрыв.
— Пространство в Японии — дефицит, — Хидэо указал на дальний конец улицы, где трудился бульдозер, отрезая от горы площадку для нового строительства. — Мы очень экономим землю.
Узкую дорогу покрывали ровные прямоугольники свежего ремонта — случись тут выбоинка, объехать её было бы негде. Ровные ряды двухэтажных домиков были обведёны узкими рамочками садиков. Одинаково серенькие типовые дома, с одинаковыми розовыми пластмассовыми навесами для машин… Но ей, обитательнице ящика номер сто сорок на пятом этаже московской бетонной трущобы, эти жилища на земле показались мечтой и раем. Улыбаясь, смотрела она, как весеннее солнце весёлыми зайчиками прыгает по серой блестящей черепице крыш.
— Раньше из окон нашего дома открывался вид на океан. Но теперь участок продали, — вздохнул Хидэо. — Кто же его оставит, когда так мало места? Теперь здесь стройка… — Новый дом поднимался густым частоколом тонких деревянных брусьев каркаса. — Многочисленные опоры делают строение устойчивым при землетрясении, — объяснил Хидэо.
Япония постоянно думала о землетрясениях: покупая столы, строя дома… Стен у дома ещё не было, но тяжёлая черепичная крыша уже лежала на опорах. Рабочие обшивали каркас тонкими, кажется древесно-стружечными плитами. Два человека легко поднимали их и быстро прикрепляли к опорам, словно орудуя детским конструктором — дом рос прямо на глазах.
— Всего месяц назад этой стройки не было, — сказал Хидэо. — А теперь дом почти готов!
Тонкостенный домик казался несерьёзным, дачным. Стройка, огороженная синей пластиковой сеточкой, мирно уживалась с чистенькими соседями, не создавая ни мусора, ни грязи. Рабочий щёточкой сметал с тротуара слкчайно залетевшие мелкие щепочки и стружки. Его голову зачем-то укрывала каска. Наверное, тоже на случай землетрясения?
Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.