Япония : история страны - [64]
Глава третья провозглашала «Права и обязанности народа» и была самой длинной. Вторя американской Декларации независимости, она в возвышенных тонах объявляла «право на жизнь, свободу и на стремление к счастью...» и, подобно первым десяти поправкам к американской конституции, гарантировала фундаментальные гражданские свободы. Утверждение в статье тринадцатой, что «все люди должны уважаться как личности», относилось к подразумеваемой отмене ранее действовавшего законодательства, которое предоставляло неравные права мужьям по сравнению с женами и главам семейств по отношению к остальным домочадцам. Статья двадцатая не только провозглашала свободу вероисповедания, но и меняла систему синтоистского государства, заявляя, что «ни одна из религиозных организаций не должна получать от государства никаких привилегий и не может пользоваться политической властью», и запрещая государству проводить «религиозное обучение и какую-либо религиозную деятельность».
Остальные главы описывали полномочия и функции различных органов правительства, объявляли о главенстве законодательной власти, независимости судов и о правах местного управления по отношению к центру.
Могла ли Япония стать демократической посредством приказа? Новая конституция была очевидно чужеродным документом, утверждавшим чуждые понятия и составленным на чужом языке теми людьми, которых японские пропагандисты долгое время изображали одновременно как демонических и недоразвитых. Растущая инфляция, жизнь на грани голода, рост преступности и серия приносящих убыток забастовок привели японцев в растерянность, их угнетало глубокое чувство «неверного» устройства собственного общества, чей порядок долгое время был главным источником национальной гордости.
С другой стороны, в стране имелась традиция парламентского правительства, пускай некорректная, но понятная. Неграмотность фактически отсутствовала, а пресса была сильно развита. В Японии были либералы и социалисты, которые пережили преследования и могли сформировать ядро новой политической элиты. Кроме того, факт свершившейся катастрофы и позор поражения полностью дискредитировали милитаристов. Более того, в надзоре за тем, как исполняется его новый закон, Макар-тур пользовался непререкаемым авторитетом; в отличие от Германии, здесь не было необходимости договариваться с партнерами по союзу, контролирующими различные зоны. Япония была эффективно отрезана от остального мира, поскольку оккупационные власти сами решали, какие из иностранцев имеют право въехать в страну и кто из японцев может ее покинуть.
Журналист Йосида Кэнити, сын послевоенного премьер-министра Йосида Сигэру, обобщил политический эффект американской победы и оккупации следующим образом:
Это покончило... с армией, основанной на устаревших принципах, и соответствовавшей им устаревшей ментальностью... Это обнаружило коммунистов... и теперь мы могли бороться с ними, не опасаясь, что за ними придет полиция и превратит их в мучеников... Император снова стал императором народа... Эти перемены... нельзя было ожидать до войны, и, что более важно, если бы мы ее не проиграли. Вот чем мы действительно и искренне обязаны американцам: они победили нас так, что не оставили места сомнениям в том, кто должен был выиграть.
В переходе Японии к демократии не было ничего странного. То, что новая политическая структура сохраняла критически важные элементы прошлого, а также направляла нацию на новый курс, объяснялось идеализмом и самоуверенностью американцев, плюс гибкостью и умом японцев. С момента своего принятия конституция Сева не изменялась.
В планы Макартура не входило добиться экономического чуда. Официальная точка зрения гласила, что «бедственное положение Японии явилось прямым следствием ее собственного поведения, и союзники не будут брать на себя бремя восстановления». Приказы Макартура подчеркивали, что «не следует нести какую-либо ответственность за экономическую реабилитацию Японии или за укрепление японской экономики».
Первоначально оккупационные власти склонялись к «деиндустриализации» Японии с целью гарантировать, что она больше не сможет произвести что-либо более агрессивное, чем велосипед. Особое внимание было уделено прекращению существования «большой четверки» конгломератов, которые контролировали треть японской промышленности и половину ее финансов: Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и Ясуда. Согласно официальной позиции, «относительно не важно, подстрекали ли к войне отдельные дзайбацу или нет; важно, что система дзайбацу обеспечивала благоприятную среду для милитаристской агрессии». Кроме того, утверждалось, что дзайбацу сдерживали заработную плату, душили мелкий бизнес и были враждебно настроены по отношению к свободным профсоюзам, поэтому их разрушение отвечает интересам демократизации.
Первые годы после войны ознаменовались дефицитом, повышением цен и процветающим черным рынком. Многие японцы жили в прямом смысле в руинах. В 1946 году промышленное производство составляло менее трети от уровня десятилетней давности. Для борьбы с голодом требовалась продовольственная помощь Америки и Австралии, а продовольственные карточки не отменили даже после оккупации. Но, хотя война многое уничтожила, она имела и позитивную сторону. Служба в армии познакомила миллионы крестьян с чудесами вроде грузовиков, радио и телефона. Производившиеся для военных камеры и мотоциклы могли быть приспособлены для гражданского рынка. Там, где фабрики и транспортная система оказались разрушены бомбежками, их замещали новые технологии. На протяжении всей своей истории Япония демонстрировала замечательное упорство перед лицом катастроф, будь то пожар, землетрясение или тайфун.
Анастасия Александровна Ширинская родилась в 1912 г., она была свидетелем и непосредственным участником событий, которые привели Русский Императорский флот к последнему причалу в тунисском порту Бизерта в 1920 г. Там она росла, училась, прожила жизнь, не чувствуя себя чужой, но никогда не забывая светлые картины раннего детства.Воспоминания автора — это своеобразная семейная историческая хроника на фоне трагических событий революции и гражданской войны в России и эмигрантской жизни в Тунисе.
«Арутюн Халибян» открывает новую книжную серию «Жизнь замечательных нахичеванцев». Этот труд — не просто биография одного из жителей «города, которого нет» (так назвал однажды Георгий Багдыков Нахичевань-на-Дону), Цель настоящей работы — показать, как сохранившийся до наших дней уникальный портрет А. П. Халибяна кисти гения живописи мариниста И. К. Айвазовского дает возможность оценить облик человека, жившего в первой половине XIX века и руководившего армянским самостоятельным городом Нор-Нахичеван.
«Ложь — основа государственной политики России». Именно политики (и не только в России) пишут историю. А так называемым учёным, подвизающимся на этой ниве, дозволяется лишь охранять неизвестно чьи не сгнившие кости в специально отведённых местах, не пуская туда никого, прежде всего дотошных дилетантов, которые не подвержены колебаниям вместе с курсом правящей партии, а желают знать истину. Фальшивая история нужна политикам. В ней они черпают оптимизм для следующей порции лжи. Но почему ложь им ценнее? Да потому, что именно она позволяет им достичь сиюминутной цели — удержаться лишний месяц — год — срок у власти.
Конго — сверхприбыльное предприятие западного капитала. Для туземцев оно обернулось адом — беспощадной эксплуатацией, вымиранием, бойнями.
Как это часто бывает с выдающимися людьми, Марко Поло — сын венецианского купца и путешественник, не был замечен современниками. По правде говоря, и мы вряд ли знали бы о нем, если бы не его книга, ставшая одной из самых знаменитых в мире.С тех пор как человечество осознало подвиг Марко, среди ученых разгорелись ожесточенные споры по поводу его личности и произведения. Сомнению подвергается буквально все: название книги, подлинность событий и само авторство.Исследователь Жак Эре представляет нам свою тщательно выверенную концепцию, приводя веские доказательства в защиту своих гипотез.Книга французского ученого имеет счастливое свойство: чем дальше углубляется автор в исторический анализ событий и фактов, тем живее и ближе становится герой — добрый христианин Марко Поло, купец-романтик, страстно влюбленный в мир с его бесконечным разнообразием.Книга вызовет интерес широкого круга читателей.
В ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября) 1912 г. русский морской министр И. К. Григорович срочно телеграфировал Николаю II: «Всеподданнейше испрашиваю соизволения вашего императорского величества разрешить командующему морскими силами Черного моря иметь непосредственное сношение с нашим послом в Турции для высылки неограниченного числа боевых судов или даже всей эскадры…» Утром 26 октября (8 ноября) Николай II ответил: «С самого начала следовало применить испрашиваемую меру, на которую согласен».