Япона коммуна, или Как японские военнопленные построили коммунизм в отдельно взятом сибирском лагере - [13]
Переводя эту речь, Юдзи заметил, как пристально смотрит на комбата Якогаву военврач Ирина Калинина. Но к сожалению, сам Якогава не видел этого.
Юдзи перевел речь Антоновского, и японцы переглянулись между собой – им понравился этот новый начальник.
19
В мгновение ока кончилась весна, наступило лето. Летнее солнце сверкало и щедро грело природу, уставшую от зимних морозов, буранов и темени. Травы и цветы энергично выросли и набрали сил и красок. Теперь по пути на работу вокруг японцев были душные заросли, а коровы на окрестных пастбищах весело щипали и жевали свежую траву.
Деревня Заречная, где жили японцы, находится на 56-м градусе северной широты, поэтому летний день тут очень длинный. Солнце подолгу не хочет уходить за западный горизонт, даже в 11 часов вечера на улице еще светло. Детям частенько достается от родителей за то, что они до ночи гуляют на улице. Влюбленные пары уходят далеко в поле, играют на балалайках и шепчутся о любви.
Все-таки человек не может заснуть при солнце, и в такие белые ночи японцы очень нелегко засыпали. Белые ночи – какое романтическое название! Интересно, что русские и тут проявили смекалку – в их домах есть ставни, которые, как наушники, закрывают окна и создают в их домах искусственную ночь. Плотно закрывшись такими ставнями, русские спокойно спят даже при солнце.
И конечно, летнее солнце дает энергию не только травам и деревьям. С приходом нового начальника в лагере изменилась не только погода, но и настроение. Строительство водопровода, остановленное зловредным Каминским, немедленно возобновилось. Водопроводчиков освободили от работы в шахтах, и теперь из траншеи с раннего утра до поздней ночи снова сыпались искры сварки.
В плотницкий сарай и в кузницу вернулись плотники и кузнецы. Работы у них было огромное количество – новый начальник распорядился строить хлебопекарню, баню, гараж для грузовиков, прачечную, дезкамеру, новые уборные со стенами и крышей и даже магазин. Над кузницей выросла труба, из этой трубы теперь днем и ночью поднимался высокий дым. Глядя на этот дым, жители соседних деревень судачили и гадали:
– Смотрите, у них прямо завод, а не кузница! Что они там такое куют днем и ночью?
Первой заработала новая хлебопекарня, пристроенная к старой кухне. До сих пор в лагерь хлеб привозили из Заречной, с хлебозавода. Его доставляли на машине или на санях, но зимой во время буранов и метелей машины часто опаздывали, и тогда японцы уходили на работу без хлеба. Кроме того, привозной хлеб всегда был промороженный, тяжелый, невкусный.
Теперь же пекарь Рикей Нодзоми и его помощники, которых военврач Калинина определила в оздоровительную команду, а Каминский в похоронную, с большим удовольствием работали весь день у жаркой печи. Они не только пекли очень вкусный хлеб, но делали из дрожжей русский питательный напиток «квас». Новый начальник попробовал хлеб первой выпечки и сказал:
– Отлично! Почти как у моего пекаря Василя в партизанском отряде! Жалко, я не могу вызвать его сюда, он бы научил вас печь настоящий украинский каравай!
– А вы ему напишите, господин подполковник, пусть он пришлет рецепт. Японцы очень старательные люди, мы научимся по его рецепту.
– Не могу я ему написать. Он погиб под Белой Церковью.
Конечно, как только у японцев появился свой хлеб, Юдзи, взяв под мышку две свежие теплые буханки, побежал в русский штаб.
– Татьяна, Шура, попробуйте японский хлеб!
Таня и Шура, русская кассирша, которая выдавала зарплату русским офицерам и солдатам, с удовольствием съели полбуханки свежего хлеба, а остальное унесли домой. При этом Таня посмотрела Юдзи в глаза и, распуская конец своей замечательной косы, тихо сказала:
– Спасибо, Ёкояма-сан…
20
Почти одновременно с запуском хлебопекарни закончилось строительство водопровода. Когда отвернули кран, вода буквально хлынула в подставленное ведро.
– Ура! – закричали все и радостно вылили это ведро на героев-водопроводчиков. Слава Богу, теперь эту воду можно было не экономить.
В северо-западном углу лагеря японцы построили целый комбинат – дезкамеру, прачечную, парикмахерскую и баню. Это была баня русского типа – паровая. Кочегары обильно топили печи углем, пар валил от котла и через решетчатый пол восходил в мойку и еще выше – в парилку. Из мойки в парилку вела деревянная лестница с очень широкими ступенями, на этих ступенях можно было лежать. В верхней части лестницы было настоящее влажное пекло. До сих пор японцы только раз в месяц мылись в бане, притом в деревне Заречной, куда после тяжелого шахтерского дня нужно было идти 10 километров. Зимой это было очень трудно и опасно – после бани многие простужались на морозе, сильно болели. Теперь весь лагерь мог мыться два раза в неделю! Лежа на ступенях своей парилки, японцы отдыхали от тяжелого рабочего дня, парились березовыми вениками и переодевались в чистое белье, постиранное в прачечной. В этой прачечной работало насколько человек третьей категории здоровья. Они целыми днями стирали, сушили и дезинфицировали не только одежду японских пленных, но и одежду русских офицеров, солдат и даже русских шахтеров из соседних деревень, которые стали все чаще приходить в японскую баню. А японцы, переодевшись после бани, шли в соседнюю парикмахерскую, где их замечательно стриг их собственный парикмахер из Киото – самого модного города в Японии. В конце концов японская баня стала такой знаменитой, что комбат Якогава и начальник лагеря Антоновский решили сделать ее открытой для всех жителей соседних деревень. Юдзи взял большой лист бумаги и написал:
"Если скандальный роман Владимира Набокова "Лолита" вам не по зубам, то теперь у вас есть шанс восполнить пробел в вашем эротическом образовании. И поможет вам в этом новое творение одного из лучших авторов русских бестселлеров Эдуарда Тополя. Книга носит незамысловатое название "Невинная Настя, или Сто первых мужчин". Юная прелестница подробно рассказывает о своей бурной интимной жизни. Конечно, книга может кого-то шокировать своей откровенностью, но нам-то с вами не привыкать. Ведь правда?" "Вот так!", Москва.
Эдуард Тополь – автор международных бестселлеров «Красная площадь», «Чужое лицо», «Журналист для Брежнева», «Красный газ». Его книги пользуются огромным успехом в США, Англии, Франции, Германии, Японии, Италии, Голландии и других странах.«Россия в постели».Кто сказал, что «в Советском Союзе секса не было»?Напрасно, господа, напрасно!Запретный плод – слаще вдвое…Хотите знать все о знаменитых московских «интердевочках»?Пожалуйста!Хотите выяснить, как забавно связывались «в годы не столь отдаленные» секс и криминал?Прошу вас!Таков Эдуард Тополь.
Предложение поехать в СССР и с помощью фиктивного брака вывезти из России Алексея поначалу показалось американке Джуди Сандрерс лишь заманчивым и легким приключением. Но на деле оно обернулось большой любовью и жестокой схваткой с КГБ и реалиями советской жизни в Москве, Сибири и даже в Афганистане.
Загадочные убийства в Заполярье и диверсия на нефтепроводе ставят под угрозу подписание «контракта века» о поставках сибирской нефти в Европу. Анна Ковина, первая в российской литературе женщина-следователь, расследуя эти преступления, встречает свою любовь…
Ну и кто сказал, что в постперестроечной России `секс только начинается`? Простите! Желаете побывать в дорогом борделе начала `новорусской эпохи`? Пожалуйста! Желаете посетить знаменитую Тверскую, не выходя из дома? Вуаля! Желаете прогуляться по стрип-клубам, пообщаться с современными `работающими девушками`, ознакомиться с личным опытом молодой любвеобильной россиянки? Нет проблем! Господа, секс у нас есть! Что называется, `хороший и разный`! Без комментариев...
Это – не просто международный бестселлер. Бестселлер скандальный – и эффектный. Не просто современная версия авантюрно-эротического романа в его вполне классической форме. Это – "Любожид". Книга, читать которую отчаянно интересно. Книга — в чем-то мучительно-грустная, в чем-то — увлекательно-забавная и от начала до конца бесконечно искренняя.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.