Январские ночи - [33]

К помощи врачей Землячка прибегала в затруднительных случаях не один раз; большей частью это оказывались порядочные люди, по характеру своей профессии они видят немало человеческого горя и неплохо разбираются, кто прав и кто не прав в этом мире, — поэтому-то для нее так важен был ответ Генкиной.

Она и вправду чувствовала, что ее лихорадит. Быть может, тому виной ее нервное состояние, а быть может, снова давал себя знать туберкулез, который она нажила еще в Киевской тюрьме.

Она подошла к двери, постучала, глазок тут же приоткрылся.

— Вам чего?

— Доктора, — попросила Землячка. — Голова болит, кашляю, простудилась.

В Сущевской части содержались только подследственные, поэтому режим в ней был мягче и к просьбам заключенных относились снисходительнее, чем в обычных тюрьмах.

Надзиратель загромыхал замком, приоткрыл дверь.

— Это вам доктора?

— Мне.

— Можно, — сказал надзиратель. — Они у нас тут же при части во дворе квартируют. Иногда к нам очень даже приличных господ привозят…

Он бросил пытливый взгляд на Землячку, покачал головой и опять загромыхал замком.

Врач не заставил себя ждать. Это был сухонький старичок, привыкший за время своей службы при полиции ко всяким оказиям.

— Чем могу служить?

— Боюсь, обострился туберкулезный процесс, — пожаловалась Землячка. — Нельзя ли пригласить ко мне моего врача, я оплачу визит…

В те времена дамы были стеснительны сверх меры, многие из них стеснялись раздеваться перед врачами-мужчинами, врачи нередко осматривали своих пациенток в присутствии мужей и выслушивали через рубашку, так что просьба Землячки прозвучала вполне естественно.

Перед доктором находилась очень приличная дама, она не просила его ни о чем предосудительном.

— Какого же врача вы желаете?

— Марию Николаевну Успенскую.

Землячка назвала не того врача, какой ей был нужен, она действовала осмотрительно. Мария Николаевна Успенская достаточно известный врач и добрый человек. Она не связана с большевиками, и репутация ее безупречна. Должна быть безупречна с точки зрения полиции. Раз или два Землячка встречалась с ней и могла рассчитывать, что та выполнит просьбу.

Успенская появилась под вечер в сопровождении полицейского врача, и тот, не желая стеснять даму при осмотре, деликатно остался в коридоре.

Успенская помнила Землячку в лицо — ее запоминали все, кто с нею встречался, — хотя вряд ли помнила фамилию, под которой Землячка была ей представлена.

Она напрягла память.

— Мы с вами встречались…

— Совершенно верно, у Лидии Михайловны.

— Я могу быть вам чем-нибудь полезна?

— Иначе я не стала бы вас беспокоить.

— Вы больны? Или у вас… еще что-нибудь?

— Вы не ошиблись, я хочу попросить вас сегодня же отыскать Лидию Михайловну и передать, чтобы она завтра повидалась со мной.

Лидия Михайловна Катенина тоже врач, но кроме того она личный друг Землячки, член партии.

Успенская больше не расспрашивала, она догадывалась, что Катенина связана с революционным движением.

Выслушала больную, выстукала, выписала рецепты, отдала их полицейскому врачу, ушла…

Весь вечер Генкина рассказывала Землячке о своей Оле, интересовалась Ярославским — не слышала ли чего Землячка о нем, где он сейчас, что с ним.

Землячка призналась, что была арестована вместе с Ярославским.

Генкина взволновалась.

— Так он, вероятно, тоже здесь?

— Вероятно.

— А вы умеете перестукиваться?

Землячка научилась перестукиваться еще в Киевской тюрьме, но, увы, одна стена молчала, а с другой стороны ответили бессмысленным непонятным стуком. Приходилось придумывать что-то другое.

Поздно вечером Землячку вызвали на допрос. Допрашивал все тот же жандармский ротмистр, который арестовал ее.

— Советую не отягощать своего положения бессмысленным запирательством, — начал он допрос стереотипной фразой. — Нам все известно. Известно, что вы являетесь одним из руководителей военной большевистской организации, известно, что в квартире Калантаровой была назначена конференция…

Да, он знал многое, без провокатора тут дело не обошлось, но Землячка решила ни в чем не сознаваться, не выдавать ни себя, ни товарищей.

— Госпожа Берлин, ведь нам все известно!

— Но я не Берлин, а Осмоловская.

— Смешно!

Ротмистр извлек из стола фотографию.

— Вот снимок, поступивший к нам из Киевского охранного отделения.

Да, это ее снимок, трудно отрицать очевидное, но она отрицает, чувство юмора не покидало ее никогда.

— Случайное сходство.

— До такой степени?

— Вы видели снимки Собинова?

— Артиста?

— Так вот, к примеру, вы и Собинов — совершеннейшие двойники.

Ротмистр польщен, он не так красив, как Собинов, но оспаривать это утверждение не хочет.

— Вы можете упорствовать, госпожа Берлин, но скамьи подсудимых по делу военной организации вам не избежать.

Это первый, предварительный, поверхностный допрос, настоящие допросы начнутся после перевода в тюрьму.

Ночью Землячка раздумывала о том, что им, арестованным большевикам, предпринять. Бежать! Связаться с другими арестованными и бежать!

За себя она не боялась, она слова ни о чем не проронит, ее больше тревожит судьба товарищей. После разгрома Декабрьского восстания каждый человек на счету, и еще больше ее тревожит судьба военной организации. Начнутся допросы, примутся копаться во всех подробностях, доберутся до солдат, с таким трудом вовлеченных в движение, до офицеров…