Янтарный волк - [9]

А полтора года назад и вовсе решил убежать в город. Кое-как добрался «зайцем» на электричке, перетрясся, помниться тогда едва ли не до обморока. Город встретил его высоченными домами, еще большим голодом и неустроенностью. Попавшиеся на пути бездомные приняли его, как родного. Да только за подобную благотворительность мальчишке приходилось таскать продукты с прилавков, а потом и вовсе кошельки и сумки.

Да только на сей раз Кузьму что-то как по затылку тюкнуло, и вместо того, чтобы схватить цепочку и удрать с ней, он поднялся вместе с ее хозяйкой почти под самую крышу, около часа просидел под дверью чужой квартиры, а теперь чувствовал себя оплеванным с ног до головы.

— Погоди! — теперь уже художница придержала паренька за рукав, — Я не могу тебя просто так отпустить. Мне в жизни не часто такие люди, как ты попадаются.

«Да уж не удивительно. Не пристало богатеньким цыпочкам с помойкой рядом стоять!» — подумал про себя Кузя, резко выдергивая свою руку из цепкого захвата тонких пальчиков. Старая толстовка не только не защитила его от тепла этих самых пальцев, но даже, будто придала им еще большей теплоты. По позвоночнику прошла странная сладковатая дрожь, как от чего-то забытого, но любимого им с детства. Девушка не стала настаивать, по инерции поглаживая оборванца по предплечью. Тетка никогда не ласкала его, даже наоборот, старалась как можно меньше касаться его кожи, щедро раздавая подзатыльники. Возможно, будь она родной сестрой отца или матери, все было бы иначе. Хотя и в это Кузя не слишком-то верил.

— Что вам от меня надо?

— Я понимаю, что тебе не приятно подобное обращение. Но мне бы хотелось… пригласить тебя в гости. Да. Считай, что я приглашаю тебя в гости.

— Зачем вам все это? — неожиданно серьезно задал вопрос паренек. Карина задумчиво вздохнула, пытаясь подобрать менее ранящие самолюбие мальчика слова. В конце концов, не говорить же ему, что ей просто стало его жалко? Еще обидится и тогда точно не удастся затащить подростка к Никите домой. А просвечивающиеся, казалось, даже через несколько слоев одежды ребра и позвоночник, не слишком устраивали художницу. Кузьма ждал ответа, глядя на нее и стараясь не пропустить ни одного дрожания мускула, ни одного поворота головы. Нет, все-таки придется сказать правду…

— Мне жалко таких, как ты. Мне жалко, что наше общество может быть настолько равнодушным, что появляются на улицах бездомные, что талантливые и добрые люди становятся изгоями для таких, как я. Возможно, ты посчитаешь мой жесть неискренним, но… на твоем месте я бы не стала возвращать цепочку. Это не важно, где ты находишься — наверху лестницы или внизу, как много ты видел и знаешь. И там и там найдутся свои герои и свои предатели. К тому же, я художница, а у тебя очень интересная внешность.

Карина не собиралась говорить последнего, но фраза вырвалась помимо воли. В конце концов, что странного в том, что мальчишка ей просто понравился с чисто эстетической точки зрения? Пока девушка смотрела на Кузю, воображение ее уже прикидывало, как мог бы падать свет на его портрете, во что он должен быть одет, вырисовывая перед ней мельчайшие детали. Вообще, у всех профессионалов, в любом деле имеется не то чтобы привычка, скорее рефлекс немедленно рассматривать обыкновенные вещи с точки зрения их профессии. Врач всегда найдет по одному цвету лица или даже по походке человека, какие органы у того нездоровы. Механик немедленно разберет в уме любое устройство на винтики. Карина же, почти всю свою жизнь посвятившая картинам, краскам, оттенкам и их сочетаниям, пропорциям, пейзажам и всему остальному, связанному с красотой мира, не могла не обнаружить в мальчишке этой самой красоты. Глубокие, светлые глаза придавали ему выражение практически ангельское, однако резкие черты лица, встопорщенные темные волосы и совсем не по детски сдвинутые брови могли и без всяких царапин и изношенной одежды свидетельствовать о непростой жизни оборванца.

— Да? — скептически хмыкнул Кузя, — И чем же она интересна: синяком под глазом или грязью на челюсти?

— Хочешь меня обидеть? Что ж, это твое право, — с горечью вывела Карина, без лишних слов, садясь на неубранную ступеньку и пачкая свою светлую куртку, — Но у тебя правильные черты лица, прямой нос, красивые брови, да и вообще, форма лица топориком.

— Скажите еще «тяпкой»! — фыркнул оборванец.

— Нет, «тяпкой» — это у меня спросонья. А топориком, значит с высокими скулами и несколько суженной нижней частью лица. Есть лица круглые, когда и подбородок широкий и скулы не так ярко выражены, а тут лицо овальное, но не слишком вытянутое. Честно говоря, это мой любимый тип лица.

— «Топориком» — засмеялся паренек, незаметно для себя усаживаясь рядом с Кариной, — Ладно, так уж и быть — буду вашим дорогим гостем!

— Не вашим, только, а твоим. Карина, — протянула художница руку. Кузьма некоторое время таращился на протянутую ладонь, совершенно не понимая, как такая особа не побоялась тронуть его грязную кисть, на которой толпами носились все множащиеся бактерии и микробы. Однако, от рукопожатия не отказался, еще больше удивляясь тому, что после него девушка не стала доставать платок, дабы оттереть пальцы.