Янка Дягилева. Придет вода - [72]

29.12.90. Вопросы задавал Серега Домой.

«КонтрКультУра», Москва, 3/91 г.

из интервью: ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ

— Ты очень хорошо знал Янку. Газеты, в том числе и наша, писали о ее нелепой смерти, а что же с ней произошло на самом деле?

— Наша небольшая компания представляет собой как бы маленькую коммуну, сплоченный боевой взвод. Нас мало, но все мы братья и сестры. В последнее время многие погибли по различным причинам. Все мы живем по определенным законам. Рок — трамплин, самая настоящая война, и те, кто вступил на этот путь, уже не могут вернуться назад. Обратной дороги для нас нет — каждый следующий шаг может быть только вперед. Если не хватает энергии и сил сделать шаг вперед, нужно умирать. Либо человек идет вверх, либо он ломается. Мы не сможем себе позволить быть стариками.

Добровольно ушел из жизни наш гитарист Дмитрий Селиванов, то же произошло и с Янкой. Когда кончаются патроны, последний нужно оставлять себе. В какой-то момент Янка не смогла идти дальше — не хватило сил, и она сознательно ушла из жизни. Мы с ней разговаривали на эту тему, осталась предсмертная записка, последние стихи…

Всех нас ждет то же самое, поэтому я не воспринимаю смерть людей из нашего круга трагически, это естественный и мужественный подход.

Беседовал Алексей Белый.

«Комсомольская Правда», Москва, 12.92 г.

из интервью: ЕГОР ЛЕТОВ, ОНИ НЕ ПРОЙДУТ. ИНТЕРВЬЮ С САМИМ СОБОЙ

…Если нет ни сил, ни выхода, тогда надо уходить достойно, не сдавшись, как это сделали Янка, Башлачев, Селиванов и другие мои братья и сестры по оружию и фронту. Они победили, попрали в первую очередь свирепый закон самосохранения, в конечном счете саму смерть. Те же, кто остается после них, обязаны удерживать как свои, так и осиротевшие участки фронта и воевать за себя и «за того парня». Фронт держится на нас, нельзя нам умирать от слабости, тоски и безволия, мир держится на каждом из нас — истинно живом.

«День», Москва, 1–7.10.93 г.

из интервью: НОВЫЙ ДЕНЬ ЕГОРА ЛЕТОВА

RF: В свое время мы просили тебя написать о Янке…

Е. Л.: Не люблю об этом говорить, потому что это — уже из области канонизации. Ведь никто не интересовался, пока человек живой был, а как помер — сразу начинается усердное ковыряние в личной жизни. Я просто представляю, что было бы, если б я сейчас взял и помер…

А. Курбановский, А. Долгов, 01.02.96 г.

«FUZZ», Санкт-Петербург, 29/96 г.

АНЕКДОТ

У Летова зазвонил телефон.

— Кто там?

— Янка.

— Какая еще Янка?

— Уже никакая…

«Шарманка», Воронеж, декабрь 1995 г.

ДРУГИЕ О ЯНКЕ

СЕРГЕЙ ФИРСОВ

Ко мне как-то Летов приезжал. Это давно было, где-то в 85-м году, мы еще почти незнакомы были. А потом приехала Янка с Нюрычем[7], она тогда и песен, кажется, еще не пела, это году в 87-м вроде было. Они ездили стопом по стране, приехали — и она меня сразу сразила фразой, она так сказала: «Мы девки мусорны», — это меня убило просто, сразу запомнилось… Ну и все, потом они приезжали уже вместе, сейшена мы им тут делали, но это году уже в 89-м было все. В 89-м они уже у меня просто жили толпой, целое лето — месяца два, наверное — вся ОБОРОНА и Янка. Мы даже Джеффа пытались на «Камчатку» устроить, водили его к Начальнику[8], показывали. Тогда эпопея была — у меня родители уехали на лето, оставили мне одну комнату, вторую закрыли, и мы жили на кухне и в моей комнате. Коридор, кухня и комната. Спали кто где — и в коридоре, и в кухне… А рядом в магазине продавались трехлитровые банки вина какого-то, яблочного, прибалтийского — три рубля стоили. Три литра — три рубля. У меня потом весь балкон был заставлен этими банками. Отлично просто… Купаться еще ходили на пруды. Тогда еще Летов был нормальный, по улицам ходил, не боялся. А сейчас попробуй, прогуляйся! Сразу в тачку — и домой! Ужасно боится поклонников, еще ни разу я не видел человека, чтобы так боялся: «Ой! Ох! Забери! Забери меня!..» Самый нормальный был, конечно, Курёхин, всю жизнь ездил в метро, всегда…

Я тогда с ними работал — 89–90 годы: в Крым их возил, в Таллинн, здесь были концерты, на наш 7-й фестиваль я их ставил: ОБОРОНА сначала выступала, потом Янка выходила, они ей подыгрывали. Это было в самом Рок-клубе. Но им не понравился Рок-клуб, там на них все смотрели косо — они выделялись, вообще-то, из всех. Не сумели они адаптироваться, абсолютно, хотя я все делал, чтоб их со всеми подружить: водил, знакомил — но они были сами по себе всегда… Из музыкантов практически ни с кем не общались, как-то с музыкантами не очень дружили. Только с АУКЦЫОНОМ — как раз в 89-м на точке АУКЦЫОНА в «НЧ/ВЧ» они записали тогда болванки, на которые потом несколько альбомов сделали. С АУКЦЫОНОМ — да, нормально, Лёньку, конечно, очень любили, а с остальными — не сказал бы, что они с кем-то дружили, хотя видели они всех, знакомились — я их знакомил со всеми абсолютно нашими буграми. Но как-то так — «здрасьте-здрасьте»… И в Москве, насколько я знаю, то же самое было, сидели там у Кувырдина, еще где-то — и все.

В общем, не получилось ничего из этого хорошего. Хотя они одно время числились в Рок-клубе. Я для чего это делал? Они ж тогда в воздухе висели, Летов по стране бегал: хоть так, чуть-чуть их пристроить, официально… Пытались мы им литовки делать, чтоб они могли играть — вот в Симферополь их возили вроде как раз от Рок-клуба. В Симферополе был просто замечательный концерт в ДК МВД. Это 89-й год был, то ли осень, то ли весна. Скорее всего весна ранняя… да, это март месяц был, потому что было уже тепло, но еще ходили в таких джинсовых куртках. А потом ездили мы в Ялту, там был ужасный шторм, холодно было достаточно… И там — ты что! — это было целое путешествие! Какой-то человек сделал два концерта в Симферополе, а у меня тогда была довольно жесткая финансовая политика, как у директора группы: деньги до концерта, строго. Это я ввел, потом все начали. Типа утром деньги — вечером стулья. То есть группа не выходит на сцену, пока деньги не получены, потому что тогда ведь всех динамили, не платили — нормальное такое правило. А, естественно, зал был битком просто — ну, не очень большой зал, мест 400 — все орут: «ОБОРОНУ давай!», и я говорю: «Все, давайте деньги» — ну, нам заплатили за два концерта сразу. А больше половины концерта мы обычно и не играли, то есть ни разу не было, чтоб два концерта сыграли! Это очень выгодно было: получаешь деньги за два концерта, а играешь половину одного и сматываешься. Ну, естественно, за полчаса зрители разгромили все в клочья, ни одного кресла не осталось — там были такие деревянные шлепающие кресла, они ломались на раз. Все вдребезги разломали сразу, за полчаса, мы закончили, замечательно. А поселили нас в «бидонвилле», просто такие мазанки прямо посреди города. Там у них ЦК, или как он там, не знаю, Горком — а прямо сразу за ним начинаются такие нищие кварталы, мазанки, безумные совершенно, с такими кручеными улочками… И мы там жили. Ну, естественно, тогда выпивали все после концертов, нажрались, конечно, в хлам все, и тогда случилось самое такое классное, что запомнилось: там их барабанщик был, Аркаша, он первый нажрался, упал — все еще прыгали, бегали, костры какие-то жгли… А потом все легли — и вдруг янкин безумный крик. Все вскакивают — а Аркаша, оказывается, просто встал и начал ссать вокруг на всех. И Янка оказалась вообще женщиной — супер: она его сбила одним ударом, вытащила за ногу во двор, просто села на него и двумя руками от…ла так, что рожа была — один синяк! Джефф там ее оттаскивал — отличная просто была поездочка у нас!