Ян Гус - [38]

Какова же была цель Констанцского собора и что представлял он собой в действительности?

Собор поставил перед собой три задачи: устранить папскую схизму путем утверждения единого папы, провести реформу церкви и искоренить всякую ересь.

Но. эти возвышенные планы то и дело нарушались, так как ход собора определялся самыми разнообразными и притом нередко противоположными интересами — материальными, династическими, политическими, а по сути дела — экономическими.

Но в этой борьбе каждого против всех выделялись три главные силы.

Одной из них был Сигизмунд, к тому времени уже коронованный Римский король Германской империи. Он стремился использовать собор исключительно в своих собственных династических интересах. Сигизмунд больше чем когда бы то ни было нуждался в упрочении своего авторитета в глазах мира. Германская империя, властителем которой он теперь стал, была раздроблена на бесчисленные княжества, большие и меньшие провинции и самостоятельные имперские города. А Сигизмунд мечтал стать императором крупнейшего и сильнейшего в Европе государства, такого, как империя его отца Карла IV. Такая крупная объединенная империя была нужна ему еще и потому, что он хотел с ее помощью окончательно отразить и ликвидировать турецкую опасность, которая постоянно угрожала в первую очередь его Венгрии. Таким образом, Сигизмунд намерен был любой ценой довести собор до успешного конца, и тот, кто вздумал бы ему в этом препятствовать, сделался бы его врагом. Так, например, когда папа Иоанн XXIII, поняв, что собор становится опасным для него, попытался бежать, чтобы сорвать разбирательство, Сигизмунд приказал его настичь, задержать и арестовать. Да и все прочие его действия в Констанце диктовались только личными интересами и выгодой. И когда позднее Сигизмунд добился, чтобы кардиналы предоставили Гусу право быть выслушанным всем собором, то он сделал это не для того, чтобы исполнить хоть часть своего обещания, но единственно из опасения оттолкнуть представителей Чешского королевства, на трон которого ему предстояло вступить. Наоборот, он не решился настаивать на последовательном выполнении гарантий, данных им Гусу, и потребовать от собора его освобождения: стоило Сигизмунду попытаться отнять у кардиналов их «добычу», как они тотчас ответили бы угрозой распустить собор.

Второй ведущей силой на соборе был папа Иоанн XXIII, сосредоточивший все свои усилия на одном: удержать на своей голове папскую тиару. Он пойдет на сделки с кардиналом, с Сигизмундом, которого попытается прямо подкупить, а в деле Гуса будет вести себя так, как этого потребуют его интересы. Он спокойно нарушит обещание, данное и Гусу и Сигизмунду, и позволит кардиналам арестовать Гуса из опасения восстановить их против себя. После этого он даже постарается ускорить процесс Гуса и как можно больше выдвинуть его на первый план, лишь бы отвести внимание от собственной персоны и выиграть время для интриг.

Третьей силой, которая влияла на ход событий, была коллегия кардиналов, высших сановников церкви после папы. До папы им было мало дела — для них важно было только укрепить могущество церкви, ибо оно было и их могуществом. Кардиналы собирались поэтому провозгласить принцип главенства собора над папой, и единственный их интерес заключался в том, чтобы не допустить ослабления могущества церкви. Вот почему те из них, которые более подробно ознакомились с делом Гуса и его учением, будут решительно настаивать на его устранении. Таковыми оказались наиболее умные и хищные из числа кардиналов — француз Пьер д’Айи, архиепископ из Камбрэ, замещавший председателя Констанцского собора, и флорентийский архиепископ Франческо Забарелла, выдающийся знаток церковного права.

С этой «высокой» политикой переплетались в Констанце сотни других интересов больших и меньших светских властителей, которые тоже принимали участие в заседаниях, лично или через своих представителей. Сюда примешивались политические проблемы французского королевства, расколовшегося в ту пору на две династические партии, дела германские и австрийские, испанские интересы, спор рыцарей Тевтонского ордена с Польшей и т. д. и т. п., а на втором плане сталкивались интересы итальянских и немецких банкиров. На соборе затрагивались даже вопросы Восточной Европы — ведь Сигизмунд мечтал заслужить славу, объединив римскую церковь с православной.

И в этот огромный механизм, движимый всемогущими интересами империй, правительств, денег, а также тысячами мелких эгоистических побуждений, попало дело Гуса — зернышко между жерновами. Наиболее дальновидные из церковников быстро угадали, какой опасностью угрожает им Гус, и готовы были покончить с ним, другие — и таких было больше (в том числе папа и Сигизмунд) — использовали процесс Гуса в своих собственных целях, передвигая его в своей беспощадной шахматной игре так, как было нужно высокопоставленным игрокам для достижения совершенно иных целей, чем те, которые преследовал Гус. И, наконец, остальные, то есть большинство, вообще вряд ли уделяли внимание тяжбе Гуса, считая ее обычным процессом еретика, и занялись ею лишь тогда, когда уж им прямо под нос сунули официальное и публичное разбирательство. Один из кардиналов в день смерти Гуса записал в своем дневнике: «Сегодня сожгли какого-то еретика из Чехии».