Яма слепых - [25]

Трое детей хозяина отбыли на вороных со снежными пятнами на крупе и лбу; кобыла же Марии до Пилар была в крупных пятнах и со звездой во лбу; она была лучшей из лучших, потому что ее выбирал Зе Педро, он очень надеялся сопровождать барышню. Однако хозяин приказал дочери ехать с братьями, а пастуху, в услугах которого нуждался, — следовать верхом на лошади за фаэтоном, где ехали приглашенные и он сам.

Из— за опоздания Фортунато Ролина они несколько припозднились, и на заливных, землях Лезирии уже стоял зной. Группы жнецов приветствовали хозяина. В этом году пшеница вызрела своевременно -похоже, год обещал быть хлебным.

Зе Ботто высказывал свою озабоченность американским кризисом, несмотря на то что с «черной недели» уже прошло более трех лет. Жоан Виторино его успокаивал, говоря, что для португальцев куда хуже кризис в Англии. Обычно молчаливый Перейра Салданья попытался вмешаться в разговор, но исходивший от полей аромат вызвал у него аллергию, и он не переставая неистово чихал.

— Нет, у Жозе Ботто все-таки есть причина опасаться именно американского кризиса, — возразил лиссабонский банкир Секейра.

— Дорогие сеньоры, кризисы необходимы, — отозвался Релвас, прикрикнув на пятерых идущих в упряжке коней.

— То, что вы говорите, чудовищно, — возмутился Зе Ботто.

— Продолжайте, Релвас, продолжайте, — попросил банкир. Хозяин Алдебарана резким движением откинулся назад, чтобы сидящие сзади лучше слышали, и сказал, повысив голос.

— Для меня, к примеру, кризис — это чаще всего начало новой игры… Благоприятный случай испытать тех, кто располагает деньгами, проверить, достойны ли они иметь их в кармане или, скажем, есть другие, новые силы, вполне заслуживающие маршальского жезла.

— Не говорите так, дружище! — бросил Ролин, который расстегнул куртку и обмахивался шляпой с жесткими полями. — Кризис-всегда бедствие!…

— Да, но Релвас помнит, какие доходы ему принес последний, и потому так говорит, — решил поставить точку над «i» Зе Ботто, продолжая поглаживать жидкие бакенбарды.

— Я был начеку… Похоже, именно это, Зе, тебя заело! — резко, точно стегнув кнутом, оборвал его Релвас.

— Сеньоры, не ссорьтесь, не затем же мы едем, — взмолился банкир, стараясь унять заносчивых молодых людей.

Но Зе Ботто знал, к чему клонил. Он до сих пор не понимал, с какой это стати Диого всякий раз приглашает его на клеймение и корриду, но Релвас мог бы ему ответить, что врагов приятнее иметь на прицеле, тогда они менее опасны. Оба они думали об одном и том же: о деньгах, которые хозяин Алдебарана получал в кредитной кассе из пяти процентов годовых, а ссужал из двадцати пяти и выше, и все законно, за всеми подписями, вот потому-то в его руки и перешел особняк дона Торкато вместе с садами, огородами, а также несколько гектаров очень хороших пастбищных и заливных земель по берегу Тежо.

От жары Зе Ботто дышал, как кузнечные мехи, и исходил потом.

— Я умираю от жажды…

Про себя Релвас его поправил: «Врешь, толстый, от зависти!»

Они уже были совсем близко от того места, где находились загоны для быков, когда землевладелец дал знак Зе Педро Борда д'Агуа, чтобы тот предупредил управляющего фермой, и тут же крикнул ему вслед:

— Я хочу видеть быков до обеда.

И только потом спросил приглашенных:

— Если, конечно, друзья мои со мной согласны…

Все были согласны, как же иначе, тем более что каждый из них мог заглянуть на кухню и что-нибудь перехватить до того, как сесть за стол. Релвас же, чтобы разжечь их аппетит, рассказал им, что их ждет суп из камбалы и креветок — дары Тежо — с рисом, да, вот так-то! Копченые угри на вертеле и козленок с молодым картофелем. Ну а уж лакомые блюда Китерии были знакомы всем.

— А сладкий рис, каждую рисинку которого осеняет крестом падре Алвин, Китерия приготовила?

— Китерия — сама рис сладкий, — поправил говорящего Ролин.

— Да, должно быть, молодая она была хороша собой? Так, Диого?

— Ты же знаешь, что я не заглядываюсь на лица служанок…

— Да что ты говоришь! Валишь их, накинув им что-нибудь на голову?

Диого Релвас улыбнулся шутке Жоана Виторино, а Зе Ботто еще долго покатывался со смеху по поводу услышанного.

На обнесенном изгородью участке привольно, точно дикие стадные животные, паслись двенадцать быков. Диого Релвас попросил у Зе Педро кобылу серой, светло-мышастой масти и вошел в огороженный загон вместе со старшим погонщиком. Оба были вооружены длинными деревянными палками с острыми железными наконечниками. Мария до Пилар попросила разрешения у отца сесть в седло вместе с Зе Педро, но землевладелец пообещал ей, что подгонит быков к железной ограде вплотную, чтобы все могли рассмотреть мощь и окраску животных. Мария до Пилар надулась.

Ей было четырнадцать. Свежесть утра и юность румянили ее смуглое лицо, делая выразительными зеленоватые глаза. «И рот, который напоминал спелый разрезанный арбуз», — думал лиссабонский банкир, и все землевладельцы, и пастухи, только что ее увидевшие. Мария до Пилар сняла жакет, оставшись в белой блузе, которая подчеркивала грациозность ее стана, вынула ноги из стремян и села боком, следя за отцом и пастухами.

Видно было, что подъехав к животным, Релвас медлил. Хороши были все: гладкие, холеные, чистого веса так килограммов пятьсот. Он уже предугадывал, как будут они себя вести в схватке с пикадорами; может быть, одну из голов и нужно будет повесить вместо головы быка Землетрясение, что все еще висела в зале господского дома «Мать солнца». Может быть, очень может быть… Не следует ли оставить самого свирепого для «следующей корриды, менее значительной? И который из них самый храбрый и достойный?! Он бы мог подобрать партию только из черных быков, трое были просто как смоль, чудо, а не быки! А мог — и это так соблазнительно, что он уже начинал сомневаться, — дать трех черных, а четвертого — черно-гнедого и чередовать их с быками светлой расцветки: черного с белым; но серый бык — вот это да! И чубарый Художник, за которого ручался старший погонщик, даже голову давал на отсечение, а Зе Педро советовал другого — черно-белого с пахом, выстланным белой шерстью, срединного — так называют таких быков.