Яма - [22]

— Замечательно, — взорвался Джефф. — Значит, нам ничего не грозит. Главное не сдаваться.

Майк резко провел костяшками пальцев по скуле, понимая, что Джефф прав, и не желая этого понимать. Лиз сидела в стороне, не вмешиваясь в разговор, и перечитывала последние записи в блокноте. Он заметил, что время от времени она поднимала глаза и оглядывала разыгрывающуюся перед ней сцену. Ему захотелось узнать, о чем она думает; пугает ли происходящее невозмутимую тихоню Лиз; растет ли у нее внутри тот же ужас, что и у других. Ее лицо ничего не выражало: маска, полностью лишенная эмоций. На короткое мгновение их глаза встретились, но ее безучастное выражение осталось прежним. Будто она смотрела мимо него.

Он вспомнил, что и раньше видел этот взгляд, только не знал, отчего он появляется: такие лица были у людей в экзаменационном зале, где они писали сочинения под тиканье отсчитывающих секунды настенных часов. Может, этот взгляд все же что-то выражает, решил он; выражает интенсивное сосредоточение. О чем же думает Лиз?

— Вы не думаете, что... — начала Фрэнки и замолчала.

— Что?

— Ничего. Неважно.

— Скажи, — потребовала Алекс. — Что мы не думаем?

Фрэнки нервно обхватила колени.

— Что мы можем... что нас никто не найдет? Вы же так не думаете?

Алекс промолчала. Лиз тихо проговорила:

— Знаете, люди долго могут жить на одной воде, вообще без еды. Очень долго.

— И экскурсия вернется через несколько дней, — вспомнила Фрэнки. — Конечно. Конечно, они же вернутся.

Джефф посмотрел на нее с усталым презрением.

— Как долго? — спросил Майк у Лиз.

— Точно не знаю. Но счет идет на недели, не на дни. И мы вряд ли будем расходовать много энергии.

— Что верно, то верно, — нахмурился Майк. Если Лиз говорит с такой убежденностью, о чем же она так тяжело размышляла?

— Ты уверена? — спросил он.

— Да, уверена. — Она опустила взгляд на свои сжатые ладони, и он решил, что она лжет.

* * *

Все это время мы пытались поверить, что всего лишь стали жертвами изощренного розыгрыша, что с минуты на минуту должен появиться Мартин и выпустить нас. Поверить в скорое освобождение было очень легко. Ждать было намного легче, чем что-либо предпринимать. Джефф был прав: мы могли сделать не так уж много.

Это было похоже на то состояние, когда смертельно усталый человек пытается не заснуть; он знает, что закрыть глаза — значит погрузиться в сон, но про себя думает, что одна секунда не будет иметь никакого значения, две секунды тоже и десять секунд — не так уж много... и проваливается в небытие. Если проанализировать ситуацию, выходит, что он слишком сильно сопротивлялся.

Выкарабкаться наверх было невозможно. В Яме была всего одна дверь, которая находилась в двенадцати футах над головой. И она была заперта. Единственным отверстием в ней была замочная скважина, но через нее мы пролезть не могли. Так что мы были бессильны.

Тогда мы об этом не говорили, но на самом деле нам было нужно божественное вмешательство, deus ex machina. Потайной вентиляционный люк. Заброшенная дверца, заложенная кирпичами, которые начали крошиться. Секретный проход. Или случайный прохожий, который услышал бы наш разговор и решил проверить, что к чему. В каком-то смысле мы возлагали наше спасение на бога. Не на Мартина. Он никогда не был богом, хотя, вероятно, и приблизился к нему больше, чем мы.

Мы сидели и ждали, тем самым помогая Мартину осуществить свой план.

Глава 8

Никто не хотел есть первым. Все сидели и не желали заговаривать об этом; день угасал, и изнутри подкрадывался набухающий голод. Дверь была заперта; из внешнего мира не доносилось ни звука. Казалось, что, кроме подвала, не существовало ничего. Когда пришел вечер, они выключили свет и собрались спать.

Майк долго не мог уснуть в зияющей темноте Ямы, снова и снова прокручивая в голове стоявшие перед ними возможности. Он знал, что другие, скорее всего, делают то же самое, и думал, не тщетны ли его мысли. Лучшее, что можно сделать, — спать, пока кто-нибудь их не обнаружит. Уснуть и забыть, что все это происходит; беречь силы для того, что еще предстоит.

Был довольно ранний вечер; снаружи наверняка все еще светило солнце, и закат впитывал остатки дня. Он поискал звезду и нашел ее; свет ее был блеклым, и как раз перед тем, как Майк наконец заснул, ему показалось, что она подмигнула: будто над шуткой, известной лишь им двоим.

* * *

Ту ночь я помню с живой ясностью, рожденной страхом. Я не знала, что делать, и не могла поверить, что увязла в этой истории с Ямой настолько глубоко, что никак не могу на нее повлиять. В прошлом я всегда сама отвечала за свои поступки; мне приходилось постоянно сохранять осторожность и здравый смысл, думать о будущем и заботиться о себе. И вот я стала жертвой столь бездушного замысла, что должна была сразу его разгадать. Я не могла простить себе это; поддаться его обаянию и потерять голову мог кто угодно, только не я. Но так оно и произошло. И когда я оглядываюсь и вижу, что вместе со мной Мартин задурил мозги всей школе, я, возможно, отчасти понимаю, что случилось. Понимаю, но простить не могу.

Есть кое-что похуже, чем расплачиваться за свою неосмотрительность. Чем больше я анализировала нашу ситуацию, тем яснее осознавала, что Яма была соркестрирована со зловещей четкостью; в плане Мартина не было ни одного огреха; мы влипли, попались в ловушку. Это угнетало, и даже мне, человеку, который привык проводить много времени наедине с собой, было очень одиноко.