Якудза из другого мира. Том V - [17]

— Императором России является Семен Павлович Булгаков, род Рюриковичи. Особенно силен в стихии Земля и поддерживается многими кланами как грамотный управленец и умный дипломат, — отрапортовал я, встав и отвесив обязательный поклон. — Выбран народным голосованием на третий срок правления. Придерживается демократических взглядов, но всё же старается больше улучшить положение собственного государства, чем идет на поводу у насаждаемых западных ценностях.

— Хинины тоже хороши в стихии Земля, может поэтому ты так хорошо знаешь Российского Императора? — еле слышно прошептал Сэтору. — У вас общее — в грязюке копаться.

Эх, паскудник, знал бы ты, сколько у меня общего с Россией — обосрался бы от страха. Но я промолчал — учитель смотрел на меня. Однако, я заблуждался, когда подумал, что шепот Сэтору услышал я один.

— Что же, хорошо. А когда был заключен Договор о Всеобщем Ненападении? Господин Мацуда? — поднял бровь учитель.

— Договор о Всеобщем Ненападении заключен в одна тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, — бесцветным голосом ответил Сэтору. — Заключен по причине возникновения Запрещенного Оружия.

— А вы можете ответить, что это за Запрещенное Оружие?

— Могу, но после этого я должен буду доложить куда следует о вашем пристальном внимании к данному виду умерщвления человечества, — всё тем же бесстрастным тоном проговорил Сэтору.

— Запрещенным Оружием считается атомное, прошедшее дополнительную обработку колдовством. Ущерб от этого оружия настолько невероятен, что его запретили после первого испытания, а зону Чернобыля закрыли для посещения на долгие годы, — оттарабанил я фразу из учебника.

— Правильно, господин Такаги, но в следующий раз поднимайте руку прежде, чем решите ответить, — произнес с легкой укоризной учитель.

— Особенно когда тебя не спрашивают, — злобно прошипел Мацуда.

Я не обратил на него внимания — шипит и пусть себе шипит.

— Господин Такахаси, вот вы сказали, чтобы я поднимал руку… Но для чего это нужно делать? Чтобы привлечь внимание и вы могли бы разрешить ответить мне на вопрос?

— Во-первых, так положено…

— Кем? Старинными устоями и традициями? — перебил я его. — Но разве мы не чтим их формой и поклонами? Разве для этого нужно ещё и следовать за предками в мелочах? Ведь новые законы дают нам новые решения. И даже хинины стали такими же равноправными людьми, как и остальные касты. Но вот дети до сих пор поднимают руки, тем самым указывая на своё положение просящего.

Одноклассники начали на меня оборачиваться. Одни с удивлением, другие с ожиданием веселья, третьи с досадой, что я прерываю урок. Но пшикать никто не стал — все ждали ответа учителя.

— На положение просящего? — поднял бровь учитель.

— Да, мы просим, чтобы нас заметили, чтобы позволили выйти из класса, чтобы разрешили ответить… Но когда мы так поступаем, то разве не играем в тех же хининов и аристократов? То есть перед вами на сорок минут появляются послушные хинины, а вы играете роль аристы и рассказываете нам, как нужно правильно жить. И всё это начинается с элементарного поднятия руки…

— Интересно… И что же ты предлагаешь? Чтобы мы избавились от этого знака привлечения внимания? — спросил учитель.

— Да. Пора заменять его другим знаком. Даже не знаком, а символом уважения. Причем уважения одного человека другим. Если мы поднимаем руку, потом встаем и кланяемся, а уже потом отвечаем, то почему бы не исключить это рабское поднятие руки? Так как мы скоро вступим в новый мир, то вряд ли этому миру нужны послушные и безынициативные слуги, которые только и могут исполнять приказания. Мы же не просим, а предлагаем взаимовыгодное сотрудничество — вы даете нам знания, а мы подтверждаем получение этих знаний. За это вы получаете оплату — всё просто и в то же время настолько вежливо, что аж скулы сводит. И в то же время вы показываете, что воспринимаете нас как равных. Мы тоже полноправные личности и те финансовые вложения, которые сейчас делают родители, окупятся в дальнейшем и вернутся приумноженными. Так что не нужно нас воспринимать как просящих — мы равные! Все со мной согласны?

В классе воцарилась тишина. Я сам понимал, что прогнал пургу, притом глупую и вообще неадекватную, но сейчас мне важно было не это — мне хотелось увидеть реакцию одноклассников. Зачем? — спросите вы. А я отвечу! Затем, что я остался в этом мире!

Да, я с некоторым опасением проснулся после битвы с духом комиссара. Ведь сейчас я окончательно его победил и получается, что моя месть, то ради чего меня вызвали из моего мира, свершилась. Я победил того, кто обижал Изаму Такаги. Я одолел главаря банды, заказавшего убийство молодого хинина — сделал то, что от меня требовалось и, по сути вещей, должен был исчезнуть.

Но не исчез. Не исчез в первый раз, когда убил тело комиссара, и не исчез второй, когда уничтожил его дух. Да, вы можете сказать, что Изаму оставил мне тело в личное пользование, но я всё ещё опасался того момента, когда убью Сэтору. А в том, что убью его — я ни грамма не сомневался. Иначе и быть не может. Но вот исчезну ли я в тот момент, когда клан Хино-хеби-кай будет полностью обезглавлена, а остатки якудза разорвут в клочья другие кланы?