Яик уходит в море - [36]
В августе вышел приказ № 465. В нем Василист прочитал по складам родные имена. Все арестованные соколинцы ссылались в Аму-Дарьинский край Тургайского военного округа. «Способных к труду употреблять на казенные работы, неспособных расселять по городам и укреплениям степных областей» Петербург хотел обеспечить свои дальние границы, освоить новый край — и одновременно уничтожить остатки вольницы на Яике.
«Уходцев» — так называли ссыльных — оказалось больше трех тысяч.
Василист решил было пойти за отцом и дядей, но его не пустили: через три года он был обязан явиться на военную службу. Ссыльным вообще не позволили взять с собой семьи. Людьми начальство распоряжалось, как скотом. Отбирало, гуртовало их и рассылало в далекие края.
Василист провожал казаков.
Арестантов только что переправили через реку Урал. Многие из них помогают лошадям тащить по песку телеги, нагруженные скарбом. Но делают они это молча, без обычных веселых выкриков. Почти все станичники седобороды, плечисты, породисты. Много рябых. Их окружают серые солдаты со штыками. Казаки смотрят на солдат хмуро, исподлобья. Не разговаривают с ними. Вот идет, подпирая острым плечом телегу и увязая ногами в песке, дядя Маркел, неискоренимый упрямец и старовер. Рядом с ним отец Василиста, Ефим Евстигнеевич. Он отвернулся, на сына и не посмотрит. Его занимает чекушка на колесе. Он третий раз вправляет ее рукой, а она все выскакивает, как суслик из норы. Маленькая, лицом похожая на яблоко, Маричка провожает Ивея Марковича. Она крестит его, часто-часто взмахивая рукою, а тот досадливо отмахивается будто от комаров:
— Туши костер, Маричка. Богу недосуг. Замотался, видать, с делами-то. Забыл о нас.
— Не богохуль. Ивеюшка. Прими благословение.
— Ну, ну, жалашь, так и быть. Только проворней! Чирышек, поди, от этого не вскочит.
Даже дядя Маркел улыбнулся, пряча смех в вороные усы. Поднял голову, увидал Василиста и крикнул:
— Скачи домой, Василька! Веселого тут мало… Брат наш Никита решил нас, а ты матри у меня. Бог не дал тебе ни волчьего зуба, ни лисьего хвоста. Пуще глаза береги свою казачью сноровку. Храни и Яик. Злей отбивайся от гнуса. Прощай! Будет случай, пропиши нам, как, что тут случится…
За Уралом в тальниках трое казаков неожиданно бросились наутек. Их скоро схватили. Полковник Половинкин приказал тут же высечь беглецов нагайками. Затем всех арестованных, около тридцати человек, связали веревками: петлей вокруг и всех на один канат. Так казачата сажают пойманных рыб на таловый кукан… Седобородых станичников выстроили цепью и погнали по степи. Матерщиной, кнутами, прикладами понукали и гнали их унылые, запыленные солдаты. Солнце нещадно припекало. Казалось, вот-вот седой ковыль закурится и вспыхнет, как порох, и вся земля задымится, словно ад. Пыль лезла в глаза, ноздри, рот. Станичники спотыкались, падали. Их силой подымали и гнали дальше. За день, приказано было пройти тридцать пять верст. Засеченные в кровь беглецы валились с ног уже на первой версте. Один из них — бородатый, седой — уже не мог подняться и хватал воздух ртом, как рыба.
— Стой, братцы! Помират братан-то наш! Стой! — отчаянно завопил высокий старик.
Открытый рот его в крике был черен и пуст. Сзади к нему подскакал на белом коне полковник и ударил его по спине нагайкой:
— Иди, не оглядывайся, сволочь! Я тебе покомандую, бестия!
К половине перегона все трое беглецов были уже без памяти, но и тут полковник не разрешил положить их на телеги. Их пытались тащить соседи на скрещенных по-детски руках, но сами выбились из сил, и тела упавших теперь уродливо волочились по пыли. Живые старались не глядеть на них, но тяжесть трупов давила не только на плечи и тело… Казаки тащились молча. Рты их были раскрыты. Глаз под упавшими веками не было видно, — шествие слепцов.
Василист ехал верхом в стороне от дороги с тремя молодыми казаками. Ему сквозь веки солнце стало казаться угольным пятном. Он скоро повернул обратно.
Вечером он сидел на яру реки и смотрел в степи. Никого не хотелось видеть. Все чужие. И в поселке ни одного близкого человека, кроме матери и сестренки Луши. Счастливая Настя — умерла! Теперь Василист самый старший в семье. Он должен кормить остальных.
За городом полями ветер гнал желтую пыль. В ее пляшущих вихрях бежали круглые, трепанные перекати-поле, мертвые головы трав. Их было много, как людей на земле. Они скакали повсюду беспорядочными стаями. Сбивались у новеньких телеграфных столбов в кучи, как испуганные овцы. Потом вдруг громоздились высоко друг на друга, раскачиваясь от ветра в унылом отчаяньи…
Василист припомнил, как прошлой осенью черные бараны в животной тоске жались к ногам покойной Насти.
Горе Василиста было так сильно и таким жалким и одиноким он ощутил себя сейчас, что впервые ему стало ясно — нет бога для земли и людей. И он подумал, глядя в вечерние, сумрачные дали за Уралом:
«Неужто одни мы здесь?»
Каждая весна растит травы, каждая осень, сорвав с корней, гонит по степям их мертвые, бурые головы. У всех одна участь: родиться, расти, потом кочевать по земле в тоске о новых местах, о новом счастьи и лучшей, чем своя, жизни для своих детей…
В своих автобиографических очерках «Годы, тропы, ружье» В. Правдухин знакомит читателя с природой самых разных уголков и окраин России. Оренбургские степи, Урал, Кавказ, Сибирь, Алтай, Казахстан — где только не приходилось бывать писателю с ружьем и записной книжкой в руках!В книге немало метких, правдивых зарисовок из жизни и быта населения бывших российских окраин, картин того, как с приходом советской власти в них утверждается новая жизнь. Правда, сведения эти любопытны сейчас скорее для сравнения: не теми стали уже Урал и Сибирь, Алтай и Казахстан.
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.
Переиздание популярного романа, события которого охватывают судьбу уральского крестьянства от периода коллективизации до наших дней.
В однотомник избранных произведений Ивана Ермакова (1924—1974) вошло около двух десятков сказов, написанных в разные периоды творчества писателя-тюменца. Наряду с известными сказами о солдатской службе и героизме наших воинов, о тружениках сибирской деревни в книгу включен очерк-сказ «И был на селе праздник», публикующийся впервые. Названием однотомника стали слова одного из сказов, где автор говорит о своем стремлении учиться у людей труда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В годы войны К. Лагунов был секретарем райкома комсомола на Тюменщине. Воспоминания о суровой военной поре легли в основу романа «Так было», в котором писатель сумел правдиво показать жизнь зауральской деревни тех лет, героическую, полную самопожертвования борьбу людей тыла за хлеб.