Яга - [47]

Избушка приподнялась, зазвенев и заскрипев утварью, и принялась поворачиваться.

Волхв схватился за скамью и вглядываясь в мутное окно, обнаружил, что на дворе наступила грозовая ночь.

– Пошли! – грозно выговорила ведьма. – Да смотри, далеко от меня не удаляйся. Пропадешь!

Скрипнула дверь, и Баба Яга вышагнула наружу, а за ней и еле живой от страха Двусмысл. Там в жаркой ночи полыхала огненная река, а через нее был перекинут раскаленный кованый мост с удивительными витиеватыми балясинами и перильцами.

– Это Калинов мост?

– Да, но мы туда не пойдем. Нас на той стороне не ждут.

В подтверждение слов Бабы Яги на том берегу что-то проснулось. Огромная неизвестная тварь зашевелилась и утробно зарычала.

Казалось, что черное хмурое небо нависало прямо над головой. Волхв непроизвольно втянул голову в плечи и сгорбился. Он покорно шел за ведьмой по странному скрипящему песку к берегам пылающей Смородины, завороженно вглядываясь в огненные всполохи.

– Нынче непогодь, – пояснила Баба Яга. – Ветры пламень раздувают. Обычно речка спокойнее, и тогда можно перейти на тот берег.

Совсем скоро жар от реки стало невозможно терпеть, и Баба Яга повернула обратно.

– Неудачный день для прогулок по Нави. Пойдем домой.

Вдруг выяснилось, что Двусмысл не может вернуться по собственной воле. Его тянуло к мосту и куда-то далее. Видимо, простым смертным, единожды попавшим в Навь, дороги назад уже не было.

Мужчина упал на обжигающий песок и пополз дальше, к реке, мосту, к собственной смерти. Баба Яга округлила глаза и, схватив Двусмысла за руку, потащила его к тяжелой двери сторожевой башни. Это было непросто – волхв цеплялся левой рукой за землю и молча сопел от натуги, но Баба Яга тянула и тянула его по малозаметной тропке к спасению.

В какой-то момент они ввалились в башню и упали на пол уже внутри избушки на курьих ножках.

– Давай, милая, крути обратно к Яви!

Избушка снова заскрипела и повернулась, впустив дневной свет через мутное окошко. Затем она замерла, и все закончилось.

Двусмысл лежал на спине, сжимая кулаки, и вдруг прошептал.

– Думал, помру сейчас.

Волхв замолк, вновь переживая свое короткое, но такое опасное путешествие в мир мертвых.

– Хозяюшка, у меня в левой руке что-то зажато, – неожиданно прошептал Двусмысл.

– Ты что-то прихватил с изнанки? – удивилась Яга. – Постой! Не разжимай пальцы!

Ведьма метнулась к печи и выхватила небольшой глиняный горшок.

– В посудину бросай, то, что в руке!

Двусмысл разжал пальцы, и в обожженный котелок посыпался черный песок.

– Песок Нави! – радостно захлопала в ладоши ведьма. – Его непременно надо пересыпать в мешок. Смотри, не просыпь! Сошьем мешочек из кожи, будешь его на шее носить. Когда смерть придет за тобой, отдашь ей песочек, откупишься. Посматривай в мешок! Если песок исчезнет, значит, смерть к тебе приходила. Сам поймешь когда. Это очень хороший и сильный оберег.

Волхв благодарно кивнул.

Они часто вспоминали пережитое путешествие за кромку, но время шло, и лето красное миновало, и осень в зиму перекинулась, замело все стежки и дорожки. В эту стылую пору вся святая Русь замерла. Платила дань ненавистной Орде, зализывала раны. Разрозненная Русь проиграла, но не подчинилась. Татаро-монголов втихаря били и били крепко, особенно часто пропадали мелкие отряды и разъезды степняков. Бывало, и обозы исчезали, на которых ордынцы увозили нечестную деньгу и невольников. А в один год так басурман по всей Ивановской налупили, что они потом сорок лет из Орды носа не казали. Тогда-то и наступила великая тишина, и вдруг на тебе – снова пришли, снова повадились.

За долгое время глухозимья раненые в кровавых стычках пошли на поправку, а которые не смогли оправиться, те тихонько отправлялись в рай к новому богу. Ни в Навь, ни в Правь они уже не попадали, и это Чернобога раздражало, поэтому он все больше и больше укреплялся в мысли, что бесполезных для него русичей надобно извести.

Весна 1292 года зашевелилась звонкими ручьями и яркими красочными мазками первых цветочков на рваной палитре лесных проталин. Волхв Двусмысл все чаще и чаще тревожно вглядывался в сизые лесные дали. Новоявленный хранитель Радогоста засобирался в путь, волнуясь и ворча по мелочам.

Баба Яга предчувствуя расставание, захандрила. Однажды в сердцах она убежала босая в бурелом и там вызвала ураган, расшибая в дребезги вековые звенящие сосны. Засыпала свежей щепой целую поляну, успокоилась и вернулась в избушку.

И час настал.

Двусмысл снарядился в дальнюю и нелегкую дорогу. Волхв закинул за спину книгу, завернутую в плетеную из лыка рогожу. Котомка имела широкие удобные лямки через плечо, поэтому нести увесистый Радогост будет не трудно.

Двусмысл поклонился в пояс блистающей слезами великой ведьме.

– Пора мне. Ухожу я на веки вечные Рипейские горы искать. Спасибо тебе за хлеб, соль и волшебную науку. Прощай, хозяюшка.

В широкой небрежно заплетенной черной косе Бабы Яги просматривалась яркая седая полоса. Ворожея торжественно извлекла из-за своего дубового гроба Зеленый посох и вручила его Двусмыслу со словами:

– Я вплела в твою могучую палку стоеросовый осиновый побег, чтобы ты смог на любого сильного ворога болезнь скорую наслать, а дороженьку преследователя запутать.