Яддушка для злодея, или Нельзя (влю)убить Кощея - [7]

Вокруг все то же, да не все.

Исчез разбитый телевизор и поломанные вещи. Колодец стоял, как и прежде, целёхонек и белел чистыми струганными досками.

Но здесь, как и там, не было бабушкиного домика, только каменное крыльцо торчало из земли. Воздух своей чистотой и ароматом кружил голову.

Над головой синело необъятное небо, берёзки и ели качали ветвями, а в траве цвели колокольчики и ромашки. Я спустилась обратно, чтобы перейти на ту сторону туннеля.

Поднялась по ступеням. Выглянула.

Вокруг валялись осколки. Разбитый телевизор и поломанные вещи, из домика моей бабушки. С корнем вывороченные из земли берёзки скорбно покоились в траве. Старый колодец облезлый и немного покосившийся потерял свою крышу, она, в виде досок усеивала землю вокруг.

От этой картины я невольно спустилась парой ступенек назад.

За спиной послышался дробный перестук, ну ладно, «перешлеп» босых ног по ступенькам. Я обернулась на звук и впечаталась лицом в чью-то грудь.

Незнакомец. Странный парень с черными как смоль волосами, только одна прядка крашеная сбоку свисает белая, словно снег.

Я, не на шутку испугавшись, закричала:

– А ты кто вообще такой? – Страшно ведь: секунду назад ты была в подвале одна, и на тебе – неизвестный гость, с добром или злом пришел непонятно.

– Да так, мимо проходил, – небрежно пробормотал тип и попытался обойти меня. – Разрешите, сударыня… – И локтем меня так, отталкивает в сторону. Чисто из вредности характера я пихнула этого наглеца обратно и встала в проходе, загородив дорогу. Расхаживают тут всякие.

– Вот, значит, как? – Черные, слегка раскосые глаза зло сощурились.

– Так! Мне бабушка не велела никого в подвал пускать.

– А вы, барышня, всегда маменек да бабушек слушаетесь?

Тип поковырялся в кармане, выудив оттуда светящийся шарик, направил его лучи на меня. В свете чудного фонарика – наверняка какая-то китайская новинка – мы смогли хорошо рассмотреть друг друга.

Черные как смоль волосы, только маленькая седая прядка сбоку свисает, прямой нос, кожа бледная, что у твоей поганки, вид усталый, осунувшийся, и ко всему этому прилагались слегка раскосые, темные, как омут, злые глаза. А под каждым из этих не добрых глаз, как у панды, по огромному фингалу. Такими «фонарями» и без китайского волшебного шарика светить можно.

Лицо незнакомца приобрело какое-то злое, упорное и целенаправленно нехорошее выражение. Сразу становилось понятно: это недобрый гость.

– Знаеш-ш-шь… – зашипел гаденыш. – Когда я вижу такую красоту, у меня в душе свербит и в животе такое непреодолимое чувство… желание такое появляется. Гр-р… Неутолимое.

– Это глисты, не иначе. – Хамство – защитная реакция от всякого агрессора. – Я, конечно, не такая хорошая травница, как моя бабушка, но где-то здесь был тертый чеснок, кора дуба, молоко… или лучше еще туда огурца соленого добавить?! – взвизгнула я, проследив за шаловливой рукой чернявого. Поползновения наглых хапалок я пресекла хлестким ударом ладони.

– Ай, какая смелая! А не боишься против бессмертного с чесноком и огурцом наперевес выступать? – Незнакомец навис надо мной. По необутым ногам я узнала владельца лакированных шузов размера этак сорок пятого. Потому что, даже стоя на нижней ступеньке, он находился на одном уровне со мной.

Сразу вспомнились ночные голоса. И наглое требование впустить. Вот кого не пропустили на ту сторону ночью. Где-то внутри затеплилась гордость за бабушку, знатно та его отделала. Ну и я еще чуток добавила, пока спала, неосознанно, конечно, но все же. Значит, и у меня есть сила, как у бабушки. Все в деревне отмечали за ней этакую «волшебность». Лес она знала как свои пять пальцев, даже если первый раз видела эти елки-палки, и травки лечебные ей известны были, и зверье дикое лесное ее не трогало, и полечить, и совет дать… все могла.

– Собственно говоря, какое тебе дело до границы? – продолжал юноша, бледный, побитый и босоногий. – Ты что, в сторожихи нанялась? Тебе хоть платят за это? – Я вспомнила разглагольствования колючего глюка о той стороне, яви и нави и еще плотнее закрыла собой дорогу. Твердо решив, пока не разберусь во всем, никто никуда не пройдет. Тем более и бабушка просила меня в подвал чужих не пускать.

– Ты что, на той стороне живешь? Здесь два мира, я так понимаю… – нерешительно проговорила я, еще до конца не поверив, что простой подвал с клубничным вареньем и паутиной – это проход в другой мир, так похожий на наш. Похожий, да не очень.

– А что, если да? И я домой хочу вернуться, тебе-то какое дело?

Действительно какое? Чего это я здесь развыступалась? Какое мне дело? Ну, пройдет он в подвал, ну выйдет с той стороны в наш мир, ну пойдет себе дальше. Пойдет? Просто пойдет? Дудочки, ой не просто.

Вот этот вот наглый и самоуверенный хлыщ? Что-то мне в его хитрой моське не нравилось, не так прост этот мимокрокодил, ой не прост и далеко не невинен.

А пуще всего напрягает то, как он соловьем разливается.

– Красавица! Ну что тебе стоит? Пусти меня на ту сторону. Я свободы лет двадцать не видел. Девушек не целовал!

– Вот и посиди здесь еще столько же, а поцелуи – они… они… И не нужны вовсе! – последнюю фразу я просто истошно выкрикнула, потому что за моей спиной послышался басовитый рев, сопение, и огромная косматая морда медведя появилась в дверном проеме, а после и вся лохматая туша втиснулась в узкую кишку подвала.