Яд желаний - [33]

— Алину можно? — спросил он. — Это из милиции. Я ей назначил встречу на одиннадцать…

— Ну как она может прийти к вам в одиннадцать утра? — недовольно спросил женский голос на другом конце. — Она же не на стройке работает! Она из театра приходит в час ночи, ложится в три, ей же выспаться нужно. Актер работает ночью, чтобы вы знали! Вы в восемь вечера, наверное, уже третий сон досматриваете, а она…

В восемь вечера капитан, как правило, был еще на работе, но перебивать он не стал. Голос в трубке меж тем изливался подобно водопаду:

— Вы уже покушали, расслабились, телевизор посмотрели, а у актера рабочий день только начинается. У него работа! Он только выходит на сцену. У него, можно сказать, часы вдохновения…

Лысенко с удовольствием послал бы куда подальше всеобщее вдохновение, из-за которого никого и никогда нельзя было застать на месте, поэтому он довольно бесцеремонно спросил:

— Вы посмотрите, может, она уже проснулась?

— Сейчас гляну, — недовольно пообещал голос и пропал. — Вы знаете, а ее уже нет! — недоуменно сообщили ему через некоторое время.

— Может, в театр ушла?

— Я не знаю…

— А вечером она приходила?

— Я не знаю… — снова растерянно сказал голос.

— Ну спасибо вам. — Лысенко положил трубку.

Искать хористку Алину, неизвестно куда пропавшую в большом городе, сегодня, наверное, было уже бесполезно. День начался неудачно и по законам жанра точно так же должен был и закончиться. Словом, пропал день. Лысенко снова поднялся в зал, решив поговорить хотя бы с нервной аккомпаниаторшей Аллой Аркадьевной. Ему казалось, что она что-то недоговаривает. Или ему это только казалось? Он осторожно приоткрыл дверь и, стараясь быть незаметным, сел в ближайшее кресло.

— …У каждой роли есть свой центр тяжести! У Катерины Измайловой центр тяжести — грудь. Она дышит — грудью, душит — грудью. Наваливается всем своим весом на маленького мальчика… Хотя в либретто Прайса этого эпизода нет, но для понимания характера Катерины он крайне важен! Если вы не понимаете роли, то хотя бы Лескова почитайте! Почему вы ничего не читаете? — разорялся режиссер, и капитану даже стало жалко певцов, которые терпеливо стояли и слушали гневную тираду.

«Да, обстановочка у них в этом храме искусства еще та! — подумал Лысенко. — Тоже дрючат эту команду каждый день! Еще и пой при этом…»

— А у вас, скажите, где центр тяжести? У вас, извините, центр тяжести — задница! Вы все норовите усесться. Работайте, двигайтесь! Пластики, пластики я не вижу. Аня! Что за дурацкая улыбка в этой сцене? Вас же в острог ведут!

Дурацкая улыбка, увы, предназначалась не капитану, а кому-то еще. Лысенко понял, что зря он вернулся сюда. Наверное, пора топать обратно на работу, в Управление, может, успеет что-нибудь по другим делам. Тут же все равно день пошел коту под хвост.

На выходе его догнал жизнерадостный Бурсевич:

— О, Игорек! Ты тоже здесь!

— Здесь, здесь, — заверил его капитан.

— Слушай, а ты знаешь, что в прошлом году два солиста балета, оказывается, самую настоящую дуэль устроили на сцене? — жизнерадостно спросил Бурсевич. — Представляешь?

— И из-за кого? Из-за солистки балета?

— Нет. Из-за третьего… солиста балета!

— Ё-перный театр, — с чувством сказал Лысенко. — Рассадник искусства!

— Ты в участок?

— Еще не знаю…

Настроение у капитана почему-то совсем испортилось, и идти на работу, всю дорогу слушая развеселые байки Бурсевича, тоже не хотелось. Словом, на Игоря накатила самая настоящая хандра. Наверное, виною тому была необязательная хористка, а может быть, и Аня Белько, не взглянувшая сегодня в его сторону ни разу…

— Ну, я пошел. — Бурсевич колобком выкатился из театра, а капитан не спеша побрел по аллее сада Шевченко. Время шло к обеду, и он подумал, что неплохо было бы и перекусить. Ну, хотя бы горячий пирожок с пивом… А еще ему хотелось вернуться и послушать, как будет петь Аня Белько. Только чтобы этот их режиссер Савицкий не встревал все время со своими идиотскими замечаниями…

— Та-а-варищ капитан, — промурлыкал томный голос.

Лысенко очнулся. Перед ним стояла та самая хористка Алина, которую он напрасно ожидал на репетиции.

— Что это вы свидания девушкам назначаете, а сами уходите?

Капитан демонстративно посмотрел на часы.

— Вы опоздали почти на полтора часа, — сухо заметил он. — А я, между прочим, на работе!

— Ну, извините. Проспала. Хотите, посидим где-нибудь?

Он хотел объяснить этой фифе, что «посидеть где-нибудь» на Сумской ему не позволяет зарплата, но девушка уже подошла к ларьку и купила две бутылки пива и две пачки чипсов.

— Вон свободная скамейка. Пошли, я угощаю. Ничего, если я буду на «ты»?

Он пожал плечами. Хористка ловко сковырнула пробку на своей бутылке, он подумал и сделал то же самое.

— На работу не опоздаешь? — спросил он.

— Не-а. Даже если и совсем не приду, мировому искусству от меня ни жарко, ни холодно. — Она захрустела чипсами.

— Что так?

— Голоса нет. — Девушка спокойно пожала плечами.

— Зачем тогда поешь?

— Ну, заниматься же чем-то надо? К тому же родители надеются, что я стану второй Каллас[24]. Они ж у меня всю жизнь в яме просидели…

— Какой яме? — не сразу понял Лысенко.

— В оркестровой. Папахен — первая скрипка, мамуля — виолончель. Кроме как в театре, они жизни вообще не представляют! Папахен башляет — приходится ходить к одному хмырю… голос развивать.