Яд вожделения - [103]

– Аринушка! Свет мой, светик, Аринушка!

Пелена сошла с глаз, и Алена увидела Маланью, бьющуюся в руках Аржанова. Она рыдала так, что разрывалось сердце, и кричала:

– Егорушка, пошли за барином! Покличь батюшку, ведь она, она это, дочь его! Покличь, Христа ради, батюшку!

Прижимая к себе старую няньку, явно лишившуюся рассудка, Аржанов оглянулся на Алену, и она увидела в его глазах несказанное изумление. Он что-то расслышал в этих бессвязных криках – что-то, оставшееся не услышанным Аленою, – и сделал знак в толпу. Появились два мужика, бережно приняли Маланью и отвели ее от клетки. Крики и слезы враз обессилели ее, она не противилась: шла, едва передвигая ноги и громко, отчаянно всхлипывая.

Аржанов все смотрел на Алену, смотрел… и вдруг улыбнулся и покачал головой:

– Быть не может! Или может?.. Но это все потом, после. А пока тебя спасти надобно! Да где же Федор?!

Словно в ответ его словам, во двор влетел всадник. Это был тот самый рыжий драгун, а поперек седла у него висел… Ленька!

Драгун столкнул его на землю, тот повалился, кое-как приподнялся на колени, и Алена едва не закричала, увидев, что ее верный сотоварищ связан по рукам и ногам, а рот у него заткнут кляпом.

– Что?.. – начал было Егор и осекся под Ленькиным взглядом, исполненным ненависти.

– Дозвольте доложить, господин капитан, – криво усмехнулся Федька. – Этот лаял ваше сиятельство почем зря и намеревался даже «Слово и дело!» крикнуть: дескать, вы какого-то Никодима Журавлева со свету сжили, а вместо вас на казнь его женка пошла, а теперь ей от вас погибели ждать. Вот такая чепуховина. Я так думаю, что он не в себе… может, лучше в казенку его, чтоб опамятовался?

Аржанов, чудилось, не слышал его последних слов.

– Никодима Журавлева? – пробормотал он, наклоняясь к Леньке, вздергивая его с колен и пристально вглядываясь в лицо. – Нет, я не трогал Никодима Журавлева, хотя и чесались руки. Но ты… ты-то откуда об том сведом? И где я видел тебя, а? До смерти лицо твое мне знакомо? – И, вдруг ахнув, он вырвал из Ленькиного рта кляп: – Не может быть! Да ведь это же ты… Ты меня от медведя избавил!

Ленька какое-то время немо двигал закостеневшими челюстями, но и когда заговорил, из горла вырвался какой-то клекот.

– А провал тя провали, сукин кот! – с ненавистью закричал он. – Узнал, говоришь? А вот кабы я знал, каким ты душегубцем содеешься, не стал бы тебя спасать и Алене сие заказал бы!

– Алене… – растерянно повторил Аржанов, поведя глазами в ее сторону, и Ленька проследил его взгляд.

Хриплый стон вырвался из его горла, минуту он смотрел на Алену, словно не веря своим глазам, потом рванулся к ней, но грохнулся, потому что был все еще связан.

– Pазвяжи-ка его, – велел Аржанов Федьке.

Тот в сомнении покачал головой:

– А может, не стоит, господин капитан?

Его сомнения были понятны: Ленька бился как безумный, бессвязно вопя:

– Куда ты ее заточил? На что обрек? Будь ты проклят, убийца! Я тебе жилы перерву!

– Давай, давай, развязывай, – усмехнулся Аржанов и опять приблизился к клетке.

Мишка, доселе беспокойно метавшийся из угла в угол, зарычал, забился, но Аржанов даже не посмотрел в его сторону. Взгляд его был прикован к Алене.

Качнув головой, словно недоумевая, он тихо спросил:

– Так это ты была?

Алена чуть кивнула, и Аржанов опять покачал головой:

– То-то мне казалось, будто я тебя всю жизнь знаю и всю жизнь ищу. Нашел все-таки!

Резко повернувшись, он вздернул с земли Леньку, который никак не мог совладать с замлевшими руками и ногами.

– Молчи! – сказал Аржанов грозно, глядя в его обессмыслившиеся от ненависти глаза. – Не виновен я в том, что ты на меня возводишь! Да, обрек меня Никодим на страх и муку, но… знаешь ли ты, что, когда отец к нему явился свое добро забирать, померла со страху жена Никодимова, а она была брюхата? И дитяти он лишился. Вот и посадил меня на цепь, сказав, что отпустит, лишь когда я отца прокляну. Ведь тот посулил Никодиму, что его дети станут ему проклятья слать, а у него больше детей не было… Но и от меня он проклятий родному отцу не дождался. Когда вы меня спасли, я чуть живой в дом графа Богданова приполз. Это был побратим батюшкин, еще с дальних лет. Он меня к жизни вернул, отцом стал мне. Порывался я к Никодиму наведаться, не скрою, а потом подумал: разве я господь бог, чтобы карать или миловать за долги чужие? Все, квиты мой отец с Никодимом – не мне мешаться в их счеты! Только и оставил себе в память об том звено от цепи. А зла – не оставил! Веришь ли? – с мольбой посмотрел Аржанов на Алену, и она улыбнулась в ответ: да.

– Но сейчас не обо мне речь, – приободрился Егор. – Послушай Алену и сделай все так, как она скажет.

И, не выпуская Леньку из рук, Аржанов близко присунул его к решетке.

Алена не могла сдержать и слез и смеха, увидав, какое ошалелое у Леньки лицо. То, что он увидел, услышал, узнал, было для него с лишком, с избытком! Пришлось несколько раз повторить его имя, прежде чем Алена увидела в налитых кровью глазах проблеск понимания, однако тем временем Егор потерял терпение:

– Федька! Стань здесь, тоже слушай, что Аленушка говорить станет, да запоминай слово в слово, чтоб все в точности выполнить, а то я боюсь, у этого остолопа память дырявая.