Яд для Наполеона - [9]

Ростом Жиль был на несколько пальцев ниже своего гостя, но и лицо, и телосложение подтверждали первоначальное впечатление, что по возрасту он старше. У безымянного юноши мелькнула мысль, что неприязнь к Жилю он испытывает из-за внешности последнего. Эти образцово подстриженные волосы, конопатое лицо, вздернутый нос с вывернутыми ноздрями и крохотные прозрачно-голубые глазки, выдающие патологического труса. В них было столько подозрительности и недоброжелательства, что создавалось впечатление, будто Жиль не смотрел, а подглядывал из-за угла.

Жиль с жаром принялся рассказывать о себе: он блестяще учится и пару лет назад его как первого ученика в классе увенчали лавровым венком и колпаком Свободы… То и дело он посматривал на дверь, ведшую в гостиную, несколько раз вскакивал и ворошил угли в камине, повторяя одно и то же — что отец сейчас внизу, в лаборатории, что он — ученый и всегда очень занят.

Наконец, Жиль счел возможным поинтересоваться и своим гостем.

— Чем вы занимаетесь?

— Служу на конюшне.

— А-а-а… А как ваше имя?

— Я его не знаю.

— Обычно люди знают свое имя, — удивился Жиль. — Если не возражаете, представлю вас, я назову какое-нибудь имя. Однако не беспокойтесь, мой отец — убежденный республиканец. Он любит народ.

Произнеся последнюю фразу, Жиль скорчил такую физиономию, что юноше показалось, будто он насмехается над убеждениями отца.

— Жиль! — послышалось из приемной.

— Отец! — воскликнул Жиль, и в его голосе прозвучало нетерпение. Он встал из-за стола, и гость последовал его примеру. — Отец… мы в гостиной!

В дверном проеме возникла фигура мужчины лет пятидесяти с небольшим. Среднего роста, сутулый, без сюртука, но в длинном фартуке, из-под которого из всей одежды были видны лишь ворот рубашки и чулки, а также пыльные, давно не чищенные ботинки с пряжками. На его лоб падали пряди всклокоченной, тронутой сединой шевелюры. Но особое внимание обращали на себя какие-то листья, торчавшие из волос. Либо это было экстравагантное украшение, либо мужчина страстно увлекался ботаникой. Жиль, не скрывая гримасы отвращения, приблизился к отцу.

— Побойся Бога, отец!.. Ты бы хоть причесался. Хочу представить тебе моего друга.

Отец Жиля, не задумываясь о манерах, провел пятерней по своей гриве и тряхнул головой, что привело лишь к изменению расположения листьев и появлению на свет божий новых, доселе прятавшихся в зарослях волос. Юноше это показалось забавным.

— Невозможно поверить. Ты… и с другом? — удивился ученый, подходя к столу. — Как дела, сударь? — и, протягивая руку, продолжил: — Меня зовут Виктор Муленс. Тысяча чертей! Ты представить себе не можешь, как я рад познакомиться с другом Жиля! Он давно уже не знакомил меня со своими друзьями.

— Его зовут… — начал Жиль.

— У меня нет имени, мсье, — перебил юноша. — Но придет день, и я его обрету.

— У тебя нет имени? Более чем необычно! В таком случае… в таком случае ты будешь именоваться Безымянным! — Виктор рассмеялся, искренне радуясь своему каламбуру. Смех у него был приглушенный, но приятный и искренний. Если бы домашние растения могли смеяться, то, наверное, делали бы это так же, как он. — Или наоборот — человеком со многими именами. И как давно вы дружите? Жиль ничего мне о тебе не рассказывал.

— Мы знакомы всего несколько дней, отец.

— Да, — подтвердил юноша, удивленный тем, что отец Жиля пребывал в неведении относительно обстоятельств их первой встречи.

— А-а-а, вот оно как… Но нескольких дней, если на то есть Божья воля, достаточно, чтобы проникнуться симпатией к человеку. — Речь Виктора казалась исполненной глубокого смысла, голос звучал плавно. — Мои лучшие друзья, которые остаются друзьями до сих пор, как Эмиль, — подчеркнул он, глядя на сына, — стали таковыми с первых дней знакомства. — Сказав это, он вдруг почему-то смутился. Затем, переводя взгляд то на сына, то на безымянного юношу, продолжил, обращаясь к последнему: — Так сложилось, что Жиль всегда был одинок. Исследовательская работа настолько поглощает, что… Ну, конечно же! — он хлопнул себя по лбу. — Хорошо хоть вспомнил! Я кое-что забыл вынуть из горна и должен срочно вернуться в лабораторию. А пока, Жиль, — бросил он на ходу, — почему бы тебе не угостить своего друга?

И исчез, оставив за собой след из пожухлых листьев.

У юноши без имени к тому моменту уже созрела решимость поскорее покинуть дом, где он чувствовал себя страшно неловко. Здесь, наверное, даже человек менее чуткий к странностям в отношениях был бы не в своей тарелке. Хотя, надо признать, отец Жиля ему не просто понравился, а прямо-таки обворожил. Симпатия к Виктору возникла даже раньше, чем тот вымолвил первое слово; юноше хватило одного взгляда, брошенного сначала на отца, затем на сына, скорчившего ужасную мину при виде экстравагантной прически отца.

Пока гость мучился сомнениями, выбирая удобный предлог для ухода, вдруг прогремел взрыв, и вслед за ним послышался звон бьющегося стекла.

— Это в лаборатории, — констатировал Жиль с поразительным спокойствием. — Сюда, пожалуйста.

Безымянный не собирался брать инициативу в свои руки, но получилось так, что первым на крутую деревянную лестницу, ведущую в подвал, ступил именно он, а следом за ним — Жиль, который, похоже, нисколько не был взволнован. Действительно, судя по звуку, взрыв был не ахти какой мощный, но ведь там находился человек, и он мог пострадать от осколков стекла.