Ячейка №2013 - [2]

Шрифт
Интервал

– Эй, мужики есть, что ли? – обычно вопрошала в таких случаях дородная медсестра, заглядывая в шестиместную палату с распростёртыми на железных, скрипящих кроватях задохликами, и, уперев руки в боки, обводила нетерпеливым взглядом помещение. – Нужно помочь на каталку покойничка погрузить.

Надо сказать, что случаи такие происходили буквально ежедневно.

За всё своё пребывание Эрик ни разу не встречал санитаров, может они постоянно бухали, или чурались такой работы, а может, их и не было вовсе в таком нереспектабельном отделении, однако, всегда находился кто-то изъявлявший унылое желание помочь. Пререкаться с медперсоаналом считалось не то что, по меньшей мере, бессмысленно, а и опасно. Так и могли вколоть что-то не то, а то и вовсе проигнорировать в роковой момент, и тогда уже ты поедешь на той каталке, а толкать тебя будет недавний сосед по палате.

Ещё в коридоре стоял подслеповатый ламповый телевизор, показывавший всё преимущественно в зелёно-болотных тонах. Других развлечений не было.

Покончив со всеми делами, Эрик, прихрамывая, направился обратно в жаркий полумрак комнаты. Присовокупите к его внешнему виду ещё и больные колени, и вы получите полное представление о том состоянии и месте во вселенной, в котором Эрик перманентно находился уже не первый год. Неудивительно, что перебивался он случайными, и, как следствие, недолговременными работами. Благо хоть пособие от государства позволяло решить проблему коммунальных платежей.

Итак, одевшись, Эрик пересчитал скудную наличность.

Не густо.

Однако, что же, вполне хватало на сегодняшний моцион с прогулкой и опохмелом.

Он собирался пешком дойти до ближайшей железнодорожной станции на промзоне, и сесть там на монорельсовый поезд до соседнего города, находившегося в примерно двадцати минутах езды.

Покупать билет не было ровным счётом никакого смысла: если заплатить контролеру непосредственно в вагоне, получалось на треть дешевле, что весьма ощутимо, когда каждый паршивый рубль на счету, а крохотный кусочек кассовой ленты был бесполезен и никому из обеих сторон столь удачной сделки попросту не нужен.

Там, в пункте назначения, небольшом курортном городишке со странным названием, которое в переводе, по одной из версий означало «Девять Знамён», в честь победы здесь девяти крупнейших калмыцких родов над аборигенами, имелась крошечная, под стать городу, привокзальная распивочная, где по бросовым ценам, ценам, которые Бештаугорскому спальному району, где обитал Эрик только снились, можно было отведать необлагаемой непомерным акцизным налогом водки, наливаемой из-под прилавка, и, закусить дешёвыми бутербродами с колбасой либо сыром.

* * *

В помещении было накурено.

Шумели подвыпившие завсегда, эти сиплые премудрые речи о жизни и политике в плотном сигаретном дыму и пьяном угаре, их силился перекричать спутниковый канал, позвякивало стекло, чавкала и материлась досужая публика. Духота, застоявшийся и уже порядком смердящий воздух, вонь не лучшим образом влияли на пищеварения Эрика. Подташнивало. Но каждый раз, подавившись и вытерев слезящиеся глаза платком, он упорно подносил граненый стакан ко рту.

Жаждал ли рот? Вряд ли, равно как и содрогавшийся в конвульсиях желудок. Скорее это была уже психологическая зависимость, а платок одновременно служил и чтобы отирать с чела пот, и для сморкания, и для жирных после еды, ежели оная имела место быть, рук.

Здесь всегда существовала тонкая надежда, что какой-нибудь состоятельный или по-пьяному щедрый посетитель угостит стограммами. Посему Эрик не спешил уходить в курортный парк по соседству в историческом центре города, дабы клянчить там мелочь среди неработающих бюветов минеральной воды и наскоро окрашенных старых скульптур у важно прохаживающих отдыхающих.

Родители Эрика были разведены. Но ни один из когда-то горячо любящих супругов впоследствии не смог или не захотел создать новую семью. Может, потому что чувства до конца не угасли. Тем не менее, он практически сбежал из-под всеобъемлющей опёки матери в ту самую однокомнатную квартирку в Бештаугорском районе, доставшуюся ему по наследству после нелепой и трагической смерти отца.

* * *

Уже изрядно смеркалось, когда изрядно захмелевший и голодный Эрик погрузил расслабленное тело в обратный поезд. Был будний ничем не примечательный вечер, и час пик уже миновал, так что вагон был практически пуст: какая-то бабка в тёмном платке в дальнем углу, сам Эрик, да хромавший по проходу одноногий дед на костылях.

Вагон только набирал скорость, посему инвалиду удавалось сохранять равновесие, лишь слегка болтаясь меж рядов кресел, ударяясь не слишком шибко боками то об одно, то другое.

Эрик уставился в окно.

Зелёные насаждения вдоль пути следования монорельса, ржавые рельсы двухколейного пути, уходящие в тупик, склады, ветхие корпуса бывших санаториев, в лихие времена переделанные в казино да клубы, а с очередной сменой строя просто брошенные на произвол судьбы из-за непомерных долгов, всё это неспешно проплывало перед его пустым взором меж тем, как поезд набирал ход.

Он даже не заметил, как возник этот гул.

Возможно, тот уже какое-то время звучал на недоступных уху частотах, и только сейчас набрал громкость, обретя полноту, законченность и силу.


Еще от автора Александр Сергеевич Ясинский
Будущее, как эпизоды

Незадачливый абориген вынужден покинуть родные леса, чтобы отправиться в неведомый мир людей. Мир, где всесильная Галактическая Империя соседствует с ордами безжалостных корсаров, блеск с нищетой, любовь с предательством, а моря вселенной бороздят звездолёты на паровой тяге. Космический стим-панк.


Эсхатология

Это было незадолго до того, как солнце перестало греть и обессиленное пало на Землю. Песочные часы Вселенной треснули и рассыпались, обратившись в прах, даже само Время состарилось и умерло. Также как и многие понятия, оно стало сытной пищей для червей. Свои права заявила темная эпоха безумных людей и странных деяний, Эпоха Тлена, если так будет угодно, именно о тех днях и пойдет наше повествование. Именно этот мир должен познать юный княжич, преданный, отравленный и покинутый. Преодолеть долгий путь, через странствия, лишения, узнать сладость любви и боль утрат, взросление, к воздаянию справедливого отмщения.


Перемещающийся

Что есть мерило человечности? Человеческий разум в машине или электронный мозг в теле человека? Поступки ль, рассуждения или эмоции? В постапокалипсистическом мире, странствуя через время и пространство, меняя оболочки, главный герой стремиться познать самого себя.


Произведение чувственного восприятия

Это сложно передать словами. Ритм зарождающейся и гаснущей жизни в приливах и отливах энергии Вселенной. Это нужно прочувствовать.


Delirium?

Своеобразная «сказка странствий» через реальность и грезы, времена и миры. Или чистой воды делириум? Решать читателю.


Зима в дождливом мире

Наша история начинается в покосившейся таверне на краю мира и истории, такой же сиротливой и видавшей лучшие дни, как и сам герой. Позади лежала треть мира. Но еще две трети ждало впереди. Не было ни поздравления, ни звукового сигнала, ни элементарной избитой фразы «задание выполнено». Не было ничего, его, давно превратившиеся в радиоактивный пепел, хозяева не рассчитывали на победу. И были правы. Никто не победил. Проиграли все. И их направленный в будущее мстительный акт злобы вряд ли принес им радости по ту сторону бытия.