Я знаю, когда ты лжешь! - [28]

Признаки серьезной обеспокоенности о настоящем и будущем стали проявляться в поведении президента корпорации «Энрон» еще за пять лет до вышеописанного судебного заседания, а именно 17 апреля 2001 года. Тогда, на конференции с участием различных аналитиков и представителей прессы, Ричард Грабмен, председатель правления инвестиционной компании «Хайфилдс Кэпитал Менеджмент» (Highfields Capital Management), упрекнул Скиллинга в отказе опубликовать такие формы финансовой отчетности «Энрона», как баланс и чистая прибыль.

— Среди всех организаций только ваша не в состоянии предоставить ни балансовую ведомость, ни отчет о движении денежных средств с информацией о чистой прибыли, — сказал Грабмен.

— Что ж, большое спасибо за замечание, — отреагировал Скиллинг. — Для нас очень важно знать ваше мнение, уважаемый придурок.

Несомненно, в тот момент сознание Скиллинга было занято самыми разными мыслями и переживаниями о судьбе корпорации «Энрон», и вряд ли он хотел делиться ими с таким большим количеством журналистов.

Менее чем через восемь месяцев, 2 декабря 2001 года, «Энрон» объявила о своей неплатежеспособности и начала предпринимать меры по постепенному восстановлению способности выплачивать огромные долги. Бывший глава корпорации понимал, что его жизнь стремительно меняется в худшую сторону и впереди, скорее всего, крах. Агрессию, проявленную им на конференции, а спустя некоторое время и на судебном заседании, можно истолковать как весьма отчетливый признак преднамеренной лжи. Чем сложнее ситуация, в которую попадает обманщик, тем выше вероятность, что он начнет возмущаться и даже придет в ярость.

Гнев в ответ на стимул является показателем того, что заданный вопрос, заставивший опрашиваемого волноваться и злиться, можно считать проблемной зоной. Именно на этой зоне нужно сосредоточить дальнейший ход стимуляции.

Один из сигналов, описанных в главе 5, называется чрезмерное преуменьшение. Как мы уже говорили, зачастую, если правда не на стороне опрашиваемого, он начинает рассуждать о том, что вы зря придаете обсуждаемому вопросу столь большую важность. В некоторых случаях подобный прием является не отдельным самостоятельным способом распространения лжи, а становится одним из элементов общего агрессивного настроя, возникшего у опрашиваемого в ответ на стимул.

28 января 2003 года в городе Модесто, штат Калифорния, тележурналистка Дайан Сойер брала интервью у Скотта Питерсона, обвинявшегося в убийстве своей беременной жены Лейси. Это дело получило широкий общественный резонанс. Сойер задала мужчине вопрос в лоб: «Это вы убили ее?» Питерсон произнес: «Нет. Нет. Я не убивал», — и, что удивительно, вдруг начал улыбаться. Трудно себе вообразить более странную реакцию на столь тяжелый и безжалостный вопрос. Можно, конечно, сформулировать целый комплекс психических факторов, каждый из которых в равной степени мог вызвать улыбку Питерсона, однако наша практика показывает, что подобное изменение мимики — это почти всегда признак повышения агрессивности опрашиваемого в данный момент.

Улыбку после вопроса о жестоком убийстве можно расценить как скрытую атаку на вопрошающего, совершаемую в презрительной, снисходительной форме.

Нападение ответчика также может принять вид угрозы, причем в некоторых случаях угроза выражается в акте насилия над самим собой. Мы не раз сталкивались с такими ситуациями при проверке на детекторе лжи в ЦРУ. На карту в тот период нашей карьеры было поставлено очень многое, а атмосфера в подразделении полиграфических исследований отличалась заметной напряженностью. В ходе специальной предтестовой беседы мы объясняли людям все основные подробности тестирования на полиграфе, которое им предстояло пройти. Это позволяло избежать недопонимания и лишнего волнения в процессе обследования, а иногда даже помогало человеку расслабиться настолько, что он не боялся чистосердечно признаться в какой-нибудь существенной (или не очень) провинности.

Предстестовая беседа с будущими сотрудниками ЦРУ подразумевала детальное обсуждение таких сведений, которые касались опрашиваемых лично. Как и всегда, во время тех проверок на детекторе лжи нам необходимо было четко осознать, могли ли мы вверять кандидатам чрезвычайно значимые данные, утечка которых способна привести к катастрофическим последствиям для государственной безопасности США и для жизни каждого из граждан. Вот почему сложнейшую и не слишком приятную предтестовую беседу положено было пройти каждому, кто собирался служить в ЦРУ.

Сьюзан как-то довелось проводить целых четыре достаточно жестких предтестовых беседы с одной и той же претенденткой, потому что та весьма странно и неоднозначно реагировала на вопросы. Затянувшееся исследование разозлило опрашиваемую до такой степени, что в какой-то момент она пообещала спрыгнуть с балкона седьмого этажа здания ЦРУ, если Сьюзан не поумерит свой дотошный исследовательский пыл. Надо сказать, кстати, что те, кто знал взаимоотношения Сьюзан с ее детьми, считали ее очень строгой, даже деспотичной мамой. Судя по всему, деспотичность распространялась и на всех тех взрослых людей, которые, не соответствуя высоким требованиям, предъявляемым к будущим спецагентам, при этом еще начинали выпендриваться и жаловаться. Стоит ли удивляться, что та чудаковатая соискательница называла Сьюзан «блондинистой садисткой».