Я жил в суровый век - [34]
Пора.
— Пошли, — говорит Рэймон и вместе с Виктором отправляется вперёд.
На них лежит задача отвлечь охрану. Жежен, как более подвижный, должен схватить свёклу и бросить её в канал. Он следует за товарищами метрах в десяти. Робер должен выбежать последним и незаметно подобрать добычу.
Но эсэсовцы их увидели. Рэймон и Виктор останавливаются на мостике, собираясь повернуть обратно. Трактор ещё метрах в десяти от них. В это мгновение человек тридцать пленных внезапно нападают на машину с другой стороны дороги. Эсэсовцы поворачиваются к ним. Со всех сторон сыплются удары. Кто-то убегает с окровавленной головой. Рэймон и Виктор, пользуясь минутой, бросаются к грузовику, увёртываются от первого эсэсовца и перебегают дорогу. За ними гонятся, но они уже смешались с толпой. Эсэсовцы влезли на грузовик и кинулись к левому краю, где нападает новая группа пленных. С дубинками в руках на помощь спешат капо.
Жежен, проскользнув вслед за толпой, бросается к правому борту грузовика. Ему удаётся ногой скатить украденную свёклу в канал. Перебежав мостик, он уходит на свой участок. Капо ударами дубинок расчищают дорогу.
Рэймон и Виктор сидят рядом в уборной.
— Мне здорово досталось, — говорит Рэймон, потирая поясницу.
— От эсэсовца?
— Нет, капо мимоходом стукнул.
— Всё-таки справились удачно.
— Да, неплохо, но в следующий раз следует нападать на две секунды позже.
— Жежену что-нибудь удалось?
— Кажется.
— А Роберу?
— Сейчас узнаем. Вот он как раз возвращается.
У Робера вздутый живот. Он развязывает верёвку, которая служит ему поясом.
— Сцапал-таки! — говорит он, вытягивая из-под рубашки два свёклы.
Рэймон вынимает ржавый нож и режет свёклу на части.
— Спрячьте в карманы, чтобы не увидели.
— Один кусок я съем сразу, — заявляет Виктор. — В свёкле есть сахар.
— Я доволен, — говорит Жежен, получая свою долю, — не меньше, чем после операции в Сент-Ассизе. Вкусно.
В каменоломне Маутхаузена кипит работа. Два часа дня. Неожиданно раздаётся вой сирены. Что-то случилось. Никогда этого не бывало.
— Что такое? — спрашивает Робер у старика-австрийца, работающего рядом с ним.
— Не знаю.
На площадке стрела крана неподвижно повисла метрах в тридцати от земли. Постепенно затихает шум отбойных молотков — прекратилась подача сжатого воздуха. Мимо пробегают эсэсовцы.
— Стройся! Стройся! — раздаются со всех сторон крики капо.
Все бросают работу и строятся побригадно.
— Верно, дело серьёзное. Старики и те не видали ничего подобного, — говорит кто-то.
Группы наскоро пересчитываются и одна за другой трогаются к месту сбора.
Тысяча триста человек, выстроенные в две колонны, стоят навытяжку. У всех встревоженные лица. Капо молчат. Kommandoführer[21] и за ним Oberkapo[22] быстрым шагом проходят перед колоннами, пересчитывая людей по сотням. Видно, кого-то не хватает. Подбегают двое заключённых и становятся за последней сотней. К ним подходит Kommandoführer и отпускает каждому по паре пощёчин. Эти двое — капо.
Никто не шевелится.
На скалах, повисших над гранитной бездной, заняли сторожевые посты эсэсовцы. Робер замечает, что один из них беспрерывно нагибается, что-то подбирая в траве.
— Землянику ищет, — шепчет Жежен.
Посреди лестницы в сто восемьдесят шесть ступенек вьётся поднятый ветром листок.
— Смирно! — орёт Oberkapo.
— Что он лопает? — шепчет снова Жежен, продолжая смотреть вверх, на эсэсовца.
Kommandoführer развернул лист бумаги и громко объявил:
— Двадцать пять тысяч пятьсот пятьдесят два!
— Чёрт, это я! — говорит Жежен.
— Выходи.
— Сюда, скорее! — орёт Oberkapo. Жежен выходит из рядов и бежит на указанное ему место.
— Двадцать пять тысяч пятьсот…
Жежен больше не слушает, он с удовлетворением видит, что и Робер присоединяется к нему.
Перекличка продолжается. Один за другим из рядов выходят заключённые и отправляются ко всё увеличивающейся группе, которую разбивают по пять человек. Вызывают только французов. Робер выходит десятым. Виктор четырнадцатым. Их человек тридцать. Когда все уже в сборе, Kommandoführer делает вторую перекличку. Oberkapo проверяет у каждого номер, нашитый на полосатой куртке. Тут собраны все французы, работающие на каменоломне. Их окружают эсэсовцы с ружьями наперевес.
— Кончено! Все по бригадам! На работу! — кричит Oberkapo всем оставшимся в рядах.
Снова воет сирена, люди расходятся на работу, а группу французов ведут к большой лестнице.
— Куда же нас тащат? — спрашивает мертвенно-бледный старик, шагающий справа от Рэймона.
— Наверное, куда-то перевозят.
— Ты уверен?
— А может, что-нибудь и похуже.
— Ты думаешь?
— Откуда я знаю?
— Я слышал, как один немец говорил, что это плохой признак.
— Увидишь сам.
— Обидно, что свёкла наша пропала, — говорит Жежен.
— Итак, повторим: Насьональ, Тольбиак, Берси, Аустерлиц, мост Турнель.
— Ты забыл мост Сюлли-Морлан.
— Ну конечно, его и недоставало. Теперь, наверно, счёт сходится.
— Нет, не хватает ещё одного.
— Мост Альма называли?
— Подумай, забыли его. А ведь это мост храбрецов.
— Считай сначала. Насьональ.
— Раз.
— Тольбиак.
— Два.
— Ребята, можем дальше не считать, счёт сошёлся. В Париже тридцать один мост. Мы их все назвали. Давайте придумаем другую игру.
