Я захватываю замок - [114]

— Я не стану тревожить Роуз и против ее воли настаивать на встрече. Поговорите с ней сперва сами. Мне просто хочется чуть лучше понимать, что происходит.

— Тогда конечно! Погодите, только перемолвлюсь с Мортмейном… — Она шагнула к лестнице.

Я метнулась ей наперерез.

— Его там нет.

— Снова в Лондоне?

— Нет… Видишь ли, Топаз… — Я в панике оглянулась на Томаса: выручай!

— Что стряслось? Вы от меня что-то скрываете?! — От испуга она позабыла изображать контральто.

— Ничего, Топаз, с ним полный порядок, — протараторила я. — Только наверху его нет. А вообще у нас хорошая новость, правда… Ты очень обрадуешься.

Наконец соизволил вмешаться брат.

— Отец второй день сидит в башне Вильмотт, — невозмутимо сообщил он перепуганной мачехе. — Мы заперли его там, чтобы он работал. Эксперимент, по его словам, удался.

По-моему, Томас обрисовал положение дел кристально четко, однако Топаз ничего не поняла и набросилась на нас с вопросами. Еле объяснили, что к чему — и вконец вывели ее из себя.

— Угробили отца! — неистовствовала она.

— Вчера вечером он был цел-невредим, даже трепыхался. Правда, Томас?

— Не трепыхался. Вполне успокоился, — уточнил брат. — И на твоем месте, Топаз, я бы по здравом размышлении оставил его взаперти еще на несколько дней.

Но мачеха уже нашаривала в буфете ключ от башни.

— Где ключ? Ключ! Немедленно! Не то разнесу дверь топором!

Ах, как ей все это нравилось! Судя по замогильному голосу, от подлинной тревоги Топаз не осталось и следа.

— Придется открыть, — сказала я брату. — Все равно я завтра его выпустила бы.

— А я бы нет. Только эксперимент загубим, — упрямо пробурчал он, но фонарь все-таки принес.

Мы вышли во двор. Луна зашла, небо усеивала лишь россыпь звезд.

— Подождите, возьму еще фонарик из автомобиля, — сказал Саймон.

— Вы уж извините за наши семейные неурядицы, — вздохнула я, шагая рядом с ним через мост. — Вам сейчас не до того.

— До того или не до того, но пропустить такое нельзя, — улыбнулся он.

В башне стояла мертвая тишина.

— Только не кричи, что бежишь его спасать, — предупредила я мачеху. — Понимаешь, каково проснуться от дикого вопля?

— Если он вообще проснется…

Честное слово, чуть ее не ударила! Надоел уже этот спектакль. Я и сама нервничала не на шутку. Отец, конечно, не умер, но… вдруг мы свели его с ума? Он и до начала эксперимента был, на мой взгляд, слегка не в себе.

Мы подошли к лестнице. Из башни по-прежнему не доносилось ни звука.

— Ключ! — шепнула Топаз Томасу. — Хочу оглядеться там в одиночестве.

— Не спеши, а то оглядишься в полете. Вниз головой, — усмехнулся он. — Мы с Кассандрой откроем дверь, установим лестницу — тогда и спустишься к отцу, точно добрый ангел.

Образ доброго ангела ей понравился.

— Ладно, — согласилась мачеха. — Только пусть он увидит первой меня.

— Не шуми, аккуратней, — шепнула я брату, когда мы подобрали лестницу. — Хочу взглянуть на него, пока он не проснулся.

Я взяла у Саймона фонарик.

Дверь открылась почти бесшумно. Я направила луч вниз. Отец неподвижно лежал на кровати. Я похолодела… Из оцепенения меня вывел легкий храп: слава богу, живой!

В свете фонаря дно каменного «колодца» выглядело необычно. Длинные, истосковавшиеся по солнцу побеги белели в темноте, словно прожилки листьев. Ножки старой железной кровати странно торчали в стороны — видимо, расползлись под весом отца. Рядом лежал предусмотрительно раскрытый зонт. Хвала Небесам! Значит, умом отец не тронулся. Еще больше я возликовала, заметив на столе четыре стопочки листов, аккуратно придавленные камнями.

Мы тихо закрепили лестницу. Топаз чуть не приплясывала от нетерпения. Спускаться ей пришлось не «по-ангельски», вперед спиной, зато внизу она быстро вошла в роль.

— Мортмейн! — высоко подняв фонарь, вскричала мачеха. — Я тебя спасла! Это Топаз, Мортмейн! Ты свободен!

Отец подскочил как ужаленный.

— Боже! Где?.. Что случилось?!

Топаз бросилась его обнимать. Под двойным весом ножки кровати разъехались еще дальше, матрац провалился, и спинки чуть не сомкнулись «домиком».

Задыхаясь от смеха, мы с Томасом скатились вниз по каменным ступеням к Саймону. В башне стоял невообразимый гвалт: отец чертыхался и хохотал, Топаз что-то ворковала утробным голосом…

— Может, нам лучше уйти? — предложил Саймон.

— И правда, — согласилась я, а Томасу шепнула: — Пусть ломает комедию в свое удовольствие.

Мы остались ждать их в саду; вскоре вниз по насыпи заскользил огонек фонаря. Саймон тактично удалился в машину.

— Нам тоже испариться? — спросил брат.

— Нет уж. Покончим с этим сейчас.

Мы помчались навстречу отцу и мачехе. Пересеклись на мосту. Цепко держа отца под руку, она, точно маленький лорд Фаунтлерой, все твердила:

— Смелее, Мортмейн, опирайся на меня…

— Папа, ты как?! — сияя улыбкой, крикнула я.

— A-а, мои драгоценные тюремщики! — устало отозвался он. — Ничего, думаю, выживу. Если только Топаз прекратит нянчиться со мной, как с обреченным на заклание.

На пороге кухни мачеха пропустила отца вперед и, крепко схватив меня за локоть, прошептала:

— Беги в башню, проверь, что он написал.

Обожаю ее приступы здравомыслия!

Мы бросились к башне. Как хорошо, что я забыла отдать фонарик Саймону!