Я всей душою с вами, львы! - [18]

Глава пятая МОЛЕБЕН О ДОЖДЕ

Антибраконьерская команда, успевшая за какие-нибудь девять месяцев своего существования проделать столько полезной работы, находилась на подъеме, когда ее фактически прибрало к рукам руководство заповедника Чартер. Как мне объяснил один из землевладельцев, то обстоятельство, что природоохранной деятельностью занимаемся мы, независимые, а не они, землевладельцы, ставит последних в неловкое положение перед правительством. Мне ничего не оставалось, как передать нашу команду в заповедник Чартер. Опасаясь снижения эффективности ее работы, я попытался поставить условие, что бойцы будут заниматься только патрулированием, не отвлекаясь ни на что другое. Антибраконьерская деятельность приносит результаты лишь в том случае, если ведется постоянно и целенаправленно.

Поначалу все шло так, как мне хотелось, но затем бойцов начали использовать на других работах, в частности на строительстве на директорской базе. Я чувствовал, к чему это приведет. Пока бойцы сами для себя строят жилища, браконьеры могут бесконтрольно хозяйничать. За пределами же заповедника Чартер положение было вовсе несносным, так как там вообще не велось систематической антибраконьерской работы.

Ввиду тяжести ситуации я оставил многие другие занятия и сам взялся патрулировать. Я один надзирал за территорией площадью около ста квадратных километров, часами отыскивая браконьеров и их капканы. Это была изматывающая работа, тем более что с приближением Рождества, когда на юге Африки в самом разгаре лето, столбик термометра даже в утренние часы в тени подбирался к тридцати, а к полудню поднимался выше сорока. Самая же большая сложность заключалась в том, что у меня не было официального доступа на большую часть территории, которую я патрулировал, так что я делал это тайком. К счастью, мое присутствие осталось незамеченным, но ведь точно так же там могли разгуливать и браконьеры.

Неделю за неделей каждое утро я либо выезжал из лагеря на машине, либо выходил пешком, в зависимости от того, какой участок требовал проверки. В течение целого года у меня не было ружья – оно было мне не по карману. Вместо огнестрельного оружия приходилось патрулировать с копьем, которое я нашел где-то в кустах, – очевидно, оно провалялось там несколько лет, потерянное браконьером. В другой руке у меня было мачете. К счастью, и с таким оружием я был грозой для браконьеров, и в течение двух лет в долинах Питсани и Таваны – в самом сердце львиных владений – мне очень редко попадались новые следы деятельности браконьеров да изредка встречались старые капканы.

Однако вдоль Шаше я не раз находил новые, что давало повод для беспокойства. Кроме того, физическое и психическое истощение, вызванное многочасовым патрулированием знойными днями и столь же жаркими ночами, – когда я пишу об этом, меня и то бросает в жар! – резко снизило сопротивляемость моего организма. У меня развился опасный абсцесс в области прямой кишки – это сейчас я могу над этим шутить, а тогда мне было, прямо скажем, не до смеха.

Несмотря на недовольство и предупреждения Джулии, я с упрямством, достойным лучшего применения, отказывался оставить львов и антибраконьерское патрулирование и поехать на обследование к врачу. В прошлом у меня уже было кое-что похожее; прописанные антибиотики тогда не помогли, и нарыв продолжал расти, но в одну прекрасную ночь он таки лопнул, и все быстро зажило. Теперь же чем больше становился нарыв, тем сильнее становилась боль; та ночь, когда он лопнул, оказалась одной из самых мучительных в моей жизни. К тому времени нарыв был размером с небольшой апельсин, и сколько я ни глотал болеутоляющие, толку от них не было никакого. Джулия не отходила от моей постели, глядя, как я скрежещу зубами и разжимаю их только затем, чтобы сделать очередной большой глоток виски.

Около часа ночи Джулия вздрогнула, услышав мой жуткий стон. Ей было тяжко смотреть, как я корчился от боли. Потом я снова дико заорал – это наконец лопнул проклятый нарыв. Когда весь гной вытек, виски подействовало, и я крепко-накрепко заснул. В течение последующих дней нарыв окончательно зажил, и я, к неудовольствию и огорчению Джулии, быстро вернулся к патрульной работе. Возможно, я был слишком одержим навязчивой идеей спасения львов от капканов, но меня не покидало ощущение, что если я хоть чуть-чуть ослаблю бдительность, то непременно случится трагедия. Чего только не сделает отец ради спасения своего ребенка от смерти? Так и я готов был на все ради спасения львов. Я боялся за них так же, как отец боится за своих детей.

Порой во время пешего патрулирования я натыкался на следы своих львов. Иногда шел по ним, а когда находил самих животных, любил посидеть в их обществе, прежде чем продолжить путь. Теперь прайд проводил все больше времени в центре своих владений – во-первых, потому что Близнец ушел к югу, где воссоединился с остатками прайда Нижнего Маджале, а во-вторых, потому что с севера, из региона Тули-сафари, пришли две львицы – почти того же возраста, что Фьюрейя и Рафики, – с шестью детенышами и заняли район Шаше. Члены моего прайда не хотели иметь дела с другой группой львов и потому оставили эти удобные места, где имелись постоянные источники воды и в изобилии водилась дичь.