Я все еще влюблен - [97]

Лакеи уныло и сонно цепенели на своих местах. Лишь когда открывалась входная дверь, они оживлялись, настораживались, следя за тем, куда, к какому столику направится редкий гость.

Было около восьми, когда дверь распахнулась и вошел высокий, элегантно одетый молодой господин. Он внимательно оглядел зал и направился к уединенному столику у окна, в углу. Лакей, обслуживавший этот столик, мысленно поблагодарил вошедшего за выбор, в то время как у всех остальных его собратьев невольно навернулись на язык слова досады. «Ах, черт!» – воскликнул про себя один. «Ну куда ты!» – прошептал второй. «Везет же старику…» – завистливо вздохнул третий…

Лакей, которому повезло, действительно был уже в весьма почтенных летах и хорошо знал дело. Он не кинулся тотчас к своему новому клиенту, зная, что нельзя показаться назойливым, что надо человеку дать осмотреться, освоиться, изучить карту. Но и промедлить тоже опасно. Выбрав момент, какой ему подсказывали многолетний опыт и профессиональная интуиция, то есть именно тот, что и следовало, лакей подошел к столу.

– Добрый вечер, сэр. Вы весьма мудро поступили, решив провести остаток этого дня у нас.

Молодой господин кивнул в ответ головой и улыбнулся, сделав вид, будто не знает, чего на самом деле стóит эта заученная приветливость.

– У нас получена партия прекрасного портвейна, – с гордостью и в то же время с оттенком доверительности сообщил старик.

– Отлично. Принесите бутылку. А свежие ли у вас омары?

– Я очень сожалею, сэр, но, – лакей с выражением как бы скорбного достоинства чуть склонил голову, – омаров нет совсем: сегодня среда. Раньше они у нас были, разумеется, всю неделю, а теперь только по субботам и воскресеньям. Увы, кризис…

– Кризис добрался и до вас?

– И до нас и до омаров, сэр!

Это была, вероятно, уже незаученная шутка, и гость улыбнулся ей вполне искренне.

– Жаль, жаль, – сказал он и стал делать заказ с поправкой на печальное отсутствие, видимо, очень любимых омаров. Заказ был обстоятельный, тонкого вкуса и, что особенно вдохновляло лакея, на две персоны. «Любовное свидание, конечно», – решил он, направляясь на кухню.

Когда портвейн был принесен, молодой господин тотчас налил себе полрюмки, посмотрел вино на свет, сделал два-три мелких глотка, пошевелил губами и сказал:

– Это действительно неплохой портвейн, но ему надо еще недели две-три полежать.

«О, да вы, сударь, штучка непростая! – с восхищением подумал лакей. – Знать, не так молоды, как выглядите. И, видно, слишком уж хотите угодить своей крошке».

– Вместо этого портвейна принесите бордо компании «Детурнель».

– Шато д’арсен вас удовлетворит?

– Прекрасно, шато д’арсен!

– А как прикажете быть с этой бутылкой портвейна?

– Можете выпить ее за мое здоровье и за мой счет.

Предвкушая радость свидания, клиент был, судя по всему, в отличном расположении духа.

Когда лакей через несколько минут вернулся с бутылкой бордо, молодой господин сидел на другом стуле. «Понятно, – усмехнулся про себя старик, – он боится упустить тот высокоторжественный и радостный миг, когда в дверях покажется его красотка».

– Вот еще что, – медленно проговорил гость, пристально оглядывая стол, уже почти обретший завершенность прекрасной картины большого мастера. – Пожалуйста, уберите хризантемы, а вместо них поставьте несколько гвоздик.

Лакей чертыхнулся про себя и подумал: «Да стоит ли твоя милашка всех этих хлопот и возни? Такой предусмотрительности я, кажется, давненько уже не встречал. Ну, ну, поглядим…» Сменив цветы, он отошел на свое место и замер в безразличной позе.

Время шло, а молодой господин оставался в одиночестве. Он нетерпеливо поглаживал бороду, смотрел на часы, вставал, выходил в вестибюль, опять садился… Все это еще больше подогревало любопытство лакея, и он то и дело переводил взгляд от стола к двери и обратно…

Было уже близко к девяти, когда клиент вдруг вскочил и поспешно устремился ко входу. «Что это он?» – удивился лакей: никакой женщины у входа не было. Там стоял лишь плотный, среднего роста господин. «Должно быть, решил еще раз заглянуть в вестибюль». Но клиент подошел к плотному, тоже бородатому господину, крепко, двумя руками пожал ему руку и повел за свой стол. «Чудеса!» – у старика отвалилась челюсть. Картина, внезапно вставшая перед ним, наносила удар его многолетнему жизненному опыту…

•

– В чем дело, Мавр? Где ты запропастился? Тебе же отлично известно, что над такими вещами, – Энгельс простер обе руки к уставленному яствами столу, – я люблю потрудиться основательно, не торопясь. А наш пароход на Джерси отплывает в десять. Значит, у нас всего час с небольшим.

– Извини, Фридрих, – Маркс, переводя дыхание, уселся в кресло, – я не мог выехать из Лондона полуденным поездом, как рассчитывал. Видишь ли…

Но Энгельса уже не слишком-то занимало, почему его друг так запоздал, он все-таки приехал, он здесь – и это главное, и радость встречи затмевала все остальное.

Они не виделись месяца три с половиной, с троицы, когда Энгельс, уже больной, приезжал недели на две в столицу по делам фирмы. А потом, по возвращении в Манчестер, проклятая золотуха так разыгралась, что пришлось бросить все дела и поехать лечиться.