Я видел Сусанина - [10]
Он крутился на кутнике (спал-то в баньке, на огородах) и сквозь дрему явственно услышал:
— Как ж-жить?.. Эх, шабала!
В распахнутую дверь било через крыши посада утреннее солнце. На пороге бани, охватив ладонью взлохмаченную голову, сидел батька и пел-мычал:
— Эх, провалиться бы в тар-тарары!
«Не успел много натрескаться, — поднял Вантейша голову. — Драться не станет, не страшно». И верно: Лабутя был пока в том восторженно-блаженном, отлично известном Репе самоунижении, когда хмель еще не начинал брать верх. Батька в этот певучий час мог быть даже добрым — если не раздразнишь, конечно.
— Хор-рош свин? — жарко раскаивался Лабутя. — Плюнь, сынок, на р-родного отца!
— Слезай, Ваньтя… под-тягивай…
Вскоре оба сидели у бани в обнимку. Батька, вдруг протрезвев, жалел Вантейшу, вспоминал его мать.
— Федос Миролюб забежать велел, кузнец-шурин, — припомнил он и всхлипнул. — В память мамки, говорит, покойницы… Приму, говорит, Ваньтю в науку к себе… Не хошь ли, сын?
— Хочу.
— Вот ладно, роденыш. В кузню, к Федосу, — вот нам куда! Мастер он — свой: дядя тебе. Соберемся?
— Пойдем сейчас? — тихо предложил Репа.
К Полянской, где жил Федос Миролюб, шли отец и сын сквозь посадский капустник, сырой от росы, потом глинистым оврагом свернули к торжищу. Курились дымки над крышами слободы. Дорога то вихляла меж тыном и криво расставленными избами, то сваливалась в овраг, усыпанный гниющим хламом. Разноголосо гудело, ржало, орало впереди — так издали слышен был торг. Дощатые лавки-будочки, рогожные балаганы, столы, врытые в землю, опоясывали рядами просторную площадь, казавшуюся тесной, сбивались воробьиными стаями к центру и вновь разбегались, кружа в веселом базарном хороводе. Там вертлявый горшечник продавал свои глиняные звонкие изделия, тут навалом лежали на рогожах белые решета и горы корзин, здесь краснощекие слобожанки бойко предлагали малину, смородину и свежие, только что из лесу грибы. Было шумно, сутолочно — обычный торг в утренний час.
— А ну — рыба жарена есть, кому — жарена!
— Бери квасок, шибает в носок: пей — вспоминай.
— Ме-еду кому желательно…
— Вот пироги: с пылу, с жару, полденьги — пару.
— На блинчики налетай: ма-асляны блинчики, язык проглотишь!..
У земляного вала, за Ильинским мостом кремля, наткнулись вдруг на самого Федоса: хромой кузнец торговал у рыжего пухлого монаха трех карасей. Федос был сухощав и темнолиц, крепко сидела в нем копоть кузницы.
— Что молвишь? — спросил кузнец, поздоровавшись.
— Дык вот, — хохотнул Лабутя. — Пять рек в Костроме, а рыбочка все к монахам да к монахам…[4] Полденьги дал брюхатому?
— Больше содрал… И в пруд общинный влезли, долгогривые.
— Кабы только в пруд, в реки, шуряк: в нутро к нам влезли, под горлом сидят! Казне плати, и воеводе, и монастырским энтим… Пора бы всем миром рявкнуть!
— Рявкнули бойкие летом запрошлым. Сколько голов с плеч долой? Помнишь?
— Не говори-и, Федос! Жена-покойница сама ведь на смерть сунулась, когда наших казнить вели. Пхнул ее стрелец-стерва: смаху — виском о бревно. Двух часов не жила.
— А ты и рад, новую кралю в дом ввел. И дите твое у мачехи в нелюбови… Легко сироте, считаешь?
— С тем и пришел, с тем и пришел, — оживился Лабутя. — Сдержи слово, Федосушка, возьми Ваньтю в науку.
— Я — что ж?.. Для молота он слаб, да уж ладно. Только и ты, мил-человек, питейство бросил бы. — Миролюб вздохнул укоризненно. — Живешь — как опенок на гнилом пеньке… Робить-то надо?
— Не я — нужда пьет, шуряк. Слабость!.. А робить я скоро пойду-у, — закончил протяжно, с угрозой. — Мы тут поглядим-поглядим, слободские, да к осени и начне-ем робить.
— Присказки одни, полно-ка… От поры до поры мы все топоры. А придет пора — хвать, нет топора. Вот оно!
— Найдется, Федос! Терпит брага долго, а через край пойдет — не уймешь.
Кузнец шел слегка подтанцовывая, припадая на левую ногу. Он как-то по-птичьи, сбоку поглядывал то на Вантейшу, то на его взъерошенного батьку. Наконец не выдержал:
— Иди-ка гуляй, торопец! Бери вот полденьги: ступай, рябенький, по торгу себе. — И — к Лабуте, когда скрылся парнишка: — Ты мне, чертова мутовка, раскрывай без оглядов… Узнал чего нового?
Сели на бугор, за ветхой часовенкой. Зеленая лужайка. Безлюдье.
— Козел возвернулся, Федос. В сговоре с ним Чувиль!
— Ой, да ты что? Живы атаманы?
— Верь. Надежно.
— Ну, дела-а!.. Коли верить — держись, воеводские.
Козел и Васька Чувиль — два лесных героя: нет конца слухам о них, неуловимых. Дрожат богатеи от слова «Чувиль», но пуще страшат их Козловы горы близ города. Дважды посылал воевода Мосальский отряды стрельцов по берегу Волги и дважды, приняв бой, исчезали в лесах Васька и Козел вместе с ватагами. Был пущен слух, что убит в недавней стычке Козел, что Чувиль сшел к Кинешме, а они, смотри-ка, соединились вместе в Заволжье. Новых беглых набрали, новыми смельчаками с посада и деревень пополнили дерзкие свои ватаги.
— Ну — дождемся! Покатится, должно, башка с Митьки Мосальского!
— Вот мы и заточим топорики, шурин. А что иное робить нам, скажешь? Кормить мироедов? Да тьфу, провались они. Им, паукам, ежедень по живому человеку давай.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.
Италия на рубеже XV–XVI веков. Эпоха Возрождения. Судьба великого флорентийского живописца, скульптора и ученого Леонардо да Винчи была не менее невероятна и загадочна, чем сами произведения и проекты, которые он завещал человечеству. В книге Дмитрия Мережковского делается попытка ответить на некоторые вопросы, связанные с личностью Леонардо. Какую власть над душой художника имела Джоконда? Почему великий Микеланджело так сильно ненавидел автора «Тайной вечери»? Правда ли, что Леонардо был еретиком и безбожником, который посредством математики и черной магии сумел проникнуть в самые сокровенные тайны природы? Целая вереница колоритных исторических персонажей появляется на страницах романа: яростный проповедник Савонарола и распутный римский папа Александр Борджа, мудрый и безжалостный политик Никколо Макиавелли и блистательный французский король Франциск I.
4833 год от Р. Х. С.-Петербург. Перемещение в Прошлое стало обыденным делом. Группа второкурсников направлена в Петербург 1833 года на первую практику. Троицу объединяет тайный заговор. В тот год в непрерывном течении Времени возникла дискретная пауза, в течение которой можно влиять на исторические события и судьбы людей. Она получила название «Файф-о-клок сатаны», или «Дьявольский полдник». Пьеса стала финалистом 9-го Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето».
В повести Александры Усовой «Маленький гончар из Афин» рассказывается о жизни рабов и ремесленников в древней Греции в V веке до н. э., незадолго до начала Пелопоннесской войныВ центре повести приключения маленького гончара Архила, его тяжелая жизнь в гончарной мастерской.Наравне с вымышленными героями в повести изображены знаменитые ваятели Фидий, Алкамен и Агоракрит.Повесть заканчивается описанием Олимпийских игр, происходивших в Олимпии.
В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.