Я весь отдался Северу - [15]
Губернатор откашлялся и, с трудом сдерживая бешенство, начал:
– Господин Куликовский!
Куликовский подсказал:
–Александр Павлович.
Чиновники остолбенели от такой дерзости: осмелиться поправить самого губернатора! Губернатор овладел собой:
– Уважаемый Александр Павлович! Ее императорскому величеству благоугодно было…
Куликовский поднял руку:
– Всемилостивейшей государыне императрице…
Губернатор скрипнул зубами, сдерживая желание раскричаться, расшуметься и, может быть, дать волю кулакам. Осмелиться дважды остановить его превосходительство – неслыханная дерзость! Но Куликовский защищает титулование императрицы, ее честь…
Губернатор оттянул рукой тугой воротник мундира, глотнул воздух. Ждали какого-либо припадка, но важная особа справилась с собой и продолжала медленно, выделяя каждое слово.
– Глубокоуважаемый Александр Павлович! Ее императорскому величеству, всемилостивейшей государыне императрице благоугодно было в ответ на ваше всеподданнейшее поздравление с чудесным спасением августейшей семьи послать вам высочайшую грамоту в виде телеграммы, кою я имею высокую честь вручить вам, принося свое поздравление с монаршей милостью и с пожеланием вам доброго здоровья на многие годы!
Куликовский протянул руку губернатору, позволяя пожать. Позволил и другим чинам высказать поздравления, позволил пожать руку. Расшаркивались, улыбались – улыбки получались кривые, зубы скалились, а слова были самые изысканные, из слов кружева плелись.
Злоба переполняла гостей. Злились и на Куликовского, а больше на царицу: дернуло ее послать ответ! С этой телеграммой пришлось ехать к черту на кулички, чуть не на свалку, и на потеху любопытным молиться и распевать! А народ – будто у всех свободное время – устроил гулянье.
Расшаркались гости, заулыбались, прощаясь, в дверях гнули головы и плечи.
Надевая шинели, начальствующие почувствовали возвращение в значительность своих чинов и положений. Оглянулись: толпа любопытных, невозбранно проникших в неохраняемые ворота, заполнила двор. Любопытные не выражали восторга, не выкликали слов привета, но и ничего иного, никакой непочтительности не проявляли: просто уставились.
Губернатор изобразил улыбку милостливо-снисходительную и в меру строгую. Этой улыбкой его превосходительство старался показать и убедить: «Все было так, как надо, как должно быть!» Все чины тоже сделали улыбки.
Вслед начальству кто-то сказал:
– Ишь, намолились, напелись – будто напились, наелись, лицом довольны, нутром злостью исходят…
Отметил Куликовский белые перчатки у всех гостей и у полицейских. Купил себе белые перчатки и с телеграммой в руках появился на рынке. Белые перчатки, неторопливая поступь делали Куликовского важным. Полицейские вытягивались, козыряли, провожали глазами.
Все знали и о «гостях» Куликовского, и о молении, и о пении. Всем хотелось видеть телеграмму.
Из лавок зазывали, кричали не по фамилии, как обычно, а по имени, отчеству.
– Александр Павлович, сделай милость, зайди, покажи телеграмму!
– Пять целковых за прочтение.
– Что очень дорожишься?
– Надо деньги вернуть: когда я телеграмму посылал – без мала месячный заработок ухлопал. Деньги гони вперед, да один читай.
– Ну уж это, как подобает. За свои собственные деньги я хочу в своих собственных руках держать царскую телеграмму и собственными глазами единолично читать. Держи деньги.
Желающих было много. Подходили с бумажными пятирублевиками или с золотыми пятирублевиками. Серебряными рублями Куликовский не брал: карман оттягивают. Из соседних лавок торопили желающие «единолично и собственными глазами читать царскую телеграмму».
К вечеру цена за прочтение снизилась до трех рублей. На другой день брал по рублю, и даже по полтиннику…
Объявили праздничный «царский» день. В соборе – торжественная служба.
За час до звона Куликовский был в соборе. Прихватил с собой ребят. Установил ребят на колени и сам занялся усердной молитвой.
Гулко отдались по собору шаги полицейской команды, молодцевато отпечатывающей шаг.
Бедноту, забравшуюся посмотреть торжественную службу, послушать архиерейский хор, быстро вытеснили, – места освободили для «чистой публики». Хотели убрать и Куликовского. Полицмейстер приказал не беспокоить.
В разных местах собора в стойке «смирно» замерли отборные, рослые полицейские, строго распределяя публику (молящихся) по чинам и по одежде.
Отзвонили колокола. Забренчали бубенчики на архиерейском облачении. Духовенство собралось со всего города.
Явились все начальствующие особы. Покосились на Куликовского, но не решились помешать его молитве.
Служба шла своим чередом. Протодьякон вобрал полную грудь воздуха, растворил рот и рявкнул многолетие.
Куликовский, преисполненный молитвенным усердием, тоже запел многолетие во всю силу. Его пение неслось отдельно от хора. Напрасно регент делал знаки, прося или не петь, или вступить в пенье с хором. Начальствующие переглядывались. Полицмейстер ждал сигнала принять меры.
Служба кончилась. Куликовский подошел к губернатору, поздравил, протянул руку. Лицо у губернатора передернулось. Губернатор овладел собой, и лицо его любезнейше заулыбалось.
Спектакль продолжался. Пришлось губернатору пожать ручонки маленьким Куликовским. Ребятишки звонко проговорили заученные слова поздравления.
В настоящем издании собраны лучшие образцы творчества одного из самых известных сказочников Архангельского края – Степана Григорьевича Писахова: «Не любо – не слушай», «Северно сияние», «Ветер про запас», «Морожены волки» и другие. В текстах сказок бережно сохранены все особенности речи жителей края.
Книгу составили лучшие произведения Степана Григорьевича Писахова (1879-1960) – русского советского писателя-сказочника.С глубоким лиризмом и чуткостью рассказывает писатель о суровой северной природе, о быте поморов. Сказки Писахова, уходя своими истоками в поморский фольклор, в живую народную речь, являются миниатюрами с характерным сочетанием мягкого юмора, тонкого лиризма и сатирической гиперболизации. Книгу дополняют очерки автобиографического характера.
«Морожены песни» — классика русских авторских сказок. Языковое своеобразие в сочетании с мягким юмором, неповторимым образным мышлением художника и писателя Степана Писахова создает уникальную картину нравов русского Севера.
Сказки Степана Григорьевича Писахова (1879—1960) переиздавались неоднократно. Они выходили отдельными сборниками в Архангельске и в Москве. Последнее наиболее полное издание Писахова вышло ещё при жизни писателя в 1959 году.В настоящем издании собраны лучшие образцы сказочного творчества Степана Писахова. Включены многие из ранних его произведений, не переиздававшихся после первой публикации. Тексты сказок выверены заново, бережно сохранены все особенности их народно-поэтической речи.
В произведениях Бориса Шергина и Степана Писахова, созданных на основе древней фольклорной традиции, читатель найдет картины жизни и нравов жителей Северного края – поморов. Это и древние легенды, и бывальщины – рассказы о подлинных событиях, и сказки, блещущие искрометной фантазией.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга представляет собой серию путевых очерков об Афганистане. Автор несколько лет работал в этой стране и побывал во многих ее районах. Он делится впечатлениями о природе страны, описывает быт, правы и обычаи афганского народа, рассказывает о переплетении традиционного и нового в различных сторонах жизни Афганистана. Значительное место уделено советско-афганским отношениям.
Книги Гаскара, разоблачающие мифы о благах колониализма, которыми изобилует западная литература, поистине значительные произведения. В 1956–1957 годах Гаскар по приглашению Всемирной организации здравоохранения совершил большое путешествие по странам Азии и Африки. Он посетил Индию, Таиланд, Сингапур, Индонезию, Филиппины, Эфиопию, Судан и Сомали. Результатом этой поездки явилась предлагаемая читателям книга «Путешествие к живым» (1958 г.). Население стран, которые посетил Гаскар, подвержено тяжелым тропическим болезням, усугубляемым примитивными условиями жизни, недоеданием или голодом, бедностью или нищетой и другими спутниками или остатками наследия колониализма.
«С палаткой по Африке» — это описание последнего путешествия Шомбурка. Совершил он его в 1956 году в возрасте 76 лет с целью создать новый фильм об африканской природе. Уважение к Шомбурку и интерес к его работе среди прогрессивной немецкой общественности настолько велики, что средства на путешествие собирались одновременно в ГДР и ФРГ. «С палаткой по Африке», пожалуй, наиболее интересная книга Шомбурка. В ней обобщены наблюдения, которые автору удалось сделать за время его знакомства с Африкой, продолжающегося уже шесть десятилетий.
Автор прожил два года в Эфиопии. Ему по характеру работы пришлось совершать частые поездки по различным районам этой страны. Он сообщает читателю то, что видел своими глазами. А видел он много: столицу и деревни, истоки Голубого Нила и степи Эфиопского нагорья, морские ворота страны — Эритрею и древний город Гондар. Книга содержит интересный материал о жизни народа и сложных проблемах сегодняшней Эфиопии. [Адаптировано для AlReader].
Книга представляет собой свод основных материалов по археологии Месопотамии начиная с древнейших времен и до VI в. до н. э. В ней кратко рассказывается о результатах археологических исследований, ведущихся на территории Ирака и Сирии на протяжении более 100 лет. В работе освещаются проблемы градостроительства. архитектуры, искусства, вооружения, утвари народов, населявших в древности междуречье Тигра и Евфрата.