Я верю тебе, мама - [4]

Очень хорошо Эльдару врезалась в память цыганская байка, и так по душе пришлась, что стала его «стратегемой».

Горячие, страждущие, желающие и хотящие женские тела дарили ему свои «величайшие» благосклонности в виде хрустящих бумажек от лета до лета. А лето то тянулось с мая аж до ноября. Намётанным глазом, как опытный психолог, он выбирал из толпы новую добычу. Иногда Эль-дар попадал в полосу безденежья, когда поставив, всё на карту, — попадал на «искреннюю любовь». Нужна она была ему, как рыбке зонтик!

Лена-Леночка для него, как семечка в подсолнухе. Спросила однажды:

— Сколько у тебя было женщин? — наивная глупышка.

— Вот видишь, сколько кирпичей в этом доме? — не посмел он солгать. Да зачем-то дурочка не поверила. Забеременела. И сына в честь своего дружка назвала. Добрая душа. Последних крошек не жалела. Наверное, любила. С ума сходила от его красоты. Жаль, заболела. Ой, как жаль — умерла. Но Дарика-то зачем ему в обузу оставила? Кто докажет, что это его сын? Ни ему не доказать, потому что и угол не отсудить никоим образом, чтобы Сергеевну ненавистную больше не видеть. У Львовича все юристы схвачены, оплачены. И куда его теперь, по прихоти судьбы свалившегося на шею сынишку?

Эльдар вернулся, хлопнув дверью, очень злой.

Глядя на Дарика, как на врага народа, обнаружив небрежность в одежде, не свойственную самому, как единственный недостаток, он чуть ли не прошипел:

— Шнурки кто за тебя завязывать будет? Мальчик набычился, нагнул голову. Такую же

прекрасную, как у отца. Прямо две капли воды. Только один маленький. А другой большой. И глаза огромные. И волосы пшеничные вьются. Ресницы длинные, чёрные. Щёки румяные. Носик точёный. Губы пухлые, точно Боги с вдохновением резали. Ничего от Лены-Леночки не взял — всё от отца. А взгляд-то какой! Взгляд!

— У меня не получается!

— А не получается, так и собирай обратно в сумку свои вещички! В интернат тебя отвезу! Пусть тебя там научат!...

Дарик съёжился. Замер весь. Руки к груди прижал, подумал: пусть ударит, пусть лучше ударит, лишь бы не выгнал! Некуда теперь идти. Ни дома у него нет. Никого нет. Слово страшное «интернат» звучит, как смерть!

— Ну что ты на ребёнка ополчился? — заступилась хозяйка.

— А то, что я в Москву билет взял. Мне ехать надо. А тут.

— Ну и возьми его с собой! Дарик Москву посмотрит. Посмотришь, Дарик?

Мальчик кивнул.

— У Лены-Леночки там какие-то родственники, кажется, на Павелецкой, она рассказывала, вот и помогут в воспитании, может, в московскую школу устроишь. Чем чёрт не шутит? Ты позвони Львовичу-то! Позвони. Узнай адресок! — заглядывала то Эльдару-то Дарику в глаза Сергевна. Ей тоже не больно-то хотелось с ребёнком чужим оставаться. Обуза.

— Черти не шутят. Они вообще шутить не умеют! Нету у них чувства юмора! — проворчал Эльдар, но сына в Москву взял.

Планета женщин

О! Сколько женщин ходило по Москве! Прямо там. Прямо уже на вокзале! Красивые, как сбывшиеся сны. Москва оказалась целой планетой женщин. Одна другой лучше. Ухоженные! Самодостаточные! Гордые. Ну, прямо то, «что доктор прописал»! И все вот уже готовы к нему на шею броситься. Эльдар тянул Дарика со злобной силой за собою. Послушный, лёгкий, как пушинка, Дарик боялся потеряться в толчее людей. На Павелецкой действительно жили родственники Лены-Леночки. Но давно умерли. И квартиру отворила безумно толстая тётка, с вожделением уставившись на Эльдара... Нет. Это уж слишком!

Они вернулись к метро. «Что же мне с ним делать?» — вконец расстроился Эльдар. Вечером его ждала в своей квартире хоть и бедненькая, но весьма миленькая учительница, которая обещала показать Москву, поводить по театрам и прочее, пока её муж в командировке. Не везти же к ней ребёнка в самом деле!

Тут его внимание привлёк сумасшедший сигнал Ландровера, слегка врезавшегося в железное ограждение. Водитель Мицубиси, по вине которого произошло столкновение, уже вылез из машины и обрушился руганью на девушку, водителя Ландровера. Уморительно морща мордашку, ослепительная блондинка с голым пузиком загорелым в солярии, и белоснежных джинсах, одетая и стриженная под Бритни Спирс, жеманно доказывала свою невиновность.

— Стой здесь. И жди меня, — Эльдар тут же подскочил и вступил в перебранку, защищая ангельское создание, которое, и в самом деле, не было виновато.

Блондинка тут же положила свой пустенький голубенький глазок на прекрасного защитника и пригласила его посетить её скромный уединённый уголок.

Такой шанс Эльдар упустить не мог. Чёрт с ней с учительницей. Но как же быть с сыном? Он сказал блондинке, что «нужно сделать только один звоночек». И украдкой повлёк за собою Дарика в метро. В эти секунды Эльдар уже всё решил. И рассчитал. Зачем ему ребёнок? Кого он воспитает со своим складом жизни? Ещё одного альфонса? Нет. Здесь в Москве, говорят, очень хорошие детдома. Дарик наверняка не знает ни улицы. Ни города, где живёт. Маму зовут Лена. Папу (а он папа?) Эль-дар. Вот и всё. Пусть Бог позаботится о нём. Это будет лучше. «Пообещаю ему горячий пирожок и оставлю охранять сумку, милиция найдёт быстро. Она всё очень быстро находит.»

— Я всё устроил. И совершенно свободен для тебя, малышка! — поцеловал Эльдар через пять минут заждавшуюся блондинку и они помчались на Рублёвку.