Я верю - [31]

— Пусть твое сердце будет добрым, сын мой, поскольку тебе предстоит вернуться в этот мир скорби. Пусть твое сердце останется добрым, чтобы мы всегда могли услышать тебя. Помни, что ты никогда не будешь, одинок, никогда не будешь забыт. И если ты станешь делать то, что подскажет тебе твоя совесть, то на твоем пути ты встретишь не беды, а лишь те испытания, что были уготованы тебе. И успешно завершив свое пребывание в Мире Скорби, ты вернешься сюда с ликованием. Отдохни, успокойся, да будет мир с тобой.

Фигура удалилась, а Пятьдесят-Три повернулся на бок, лежа на постели, или на столе, или на чем бы там ни было, и задремал, пребывая в мире. И никогда больше не всплывало в его сознании ничто из того, что с ним случилось.

Глава шестая

Алджернон резко вздрогнул во сне. Алджернон? Пятьдесят-Три? Кем бы он ни был сейчас — он резко вздрогнул во сне. Нет, то был не сон. Это был самый жуткий кошмар, который ему доводилось видеть. Ему представлялось землетрясение, которое случилось возле Мессины, или в Салониках, где рушились здания, где разверзалась твердь и где люди гибли, раздавленные в бездонной пасти Земли.

Это было ужасно. Ужасно. Это была самое плохое из всего, что ему довелось пережить, и самое худшее из всего, что он мог вообразить. Ему казалось, будто его самого перемололи и раздавили. Вдруг, в этом путаном кошмаре ему привиделось, будто в Конго его поймал громадный удав, который насильно запихнул его себе в глотку.

Казалось, весь мир перевернулся вверх дном. Казалось, будто все трясется вокруг. Была боль, были судороги. Он чувствовал себя уничтоженным, запуганным.

Где-то вдалеке послышался приглушенный крик. Как будто этот крик доносился сквозь слой воды и какой-то плотной массы. Едва помня себя от боли, он с трудом расслышал, как чей-то голос сказал:

— Мартин, Мартин, вызови такси — у меня началось.

У него появилось туманное — очень туманное — чувство, что где-то однажды ему уже приходилось слышать это имя. Но нет, как он ни старался, он не мог вспомнить, что это имя значило для него или кому оно принадлежало.

Условия, в которых он находился, были просто ужасными. Что-то все туже и туже сжимало его. Невыносимо громко булькала какая-то жидкость. На какое-то мгновение ему показалось, что он упал в сточную трубу. Температура все увеличивалась, и общее состояние было отвратительным.

Внезапным и мощным толчком его повернуло вверх ногами, и он ощутил жуткую боль в задней части шеи. Появилось особое ощущение движения, которое нельзя было сравнить ни с чем, что он испытывал прежде. Ему показалось, словно его душат, словно всего его окунули в какую-то жидкость.

— Но разве такое возможно? — думал он. — Человек не может жить в жидкости. Во всяком случае, так повелось с тех самых пор, как мы вышли из моря.

Толчки и тряска продолжались еще какое-то время, а потом был один Сильный толчок, и сильно приглушенный веселый мужской голос проворчал:

— Осторожней, приятель! Осторожней! Ты же не хочешь, чтобы она родила прямо здесь, в такси?

В ответ послышалось невнятное бормотание — настолько глухое, что ничего нельзя было разобрать. Алджернон в смятении чуть не лишился ума. Все происходившее было ему совершенно непонятно. Он не понимал, где он, и не знал, что с ним происходит. Все, что с ним творилось, было фантастически ужасно. В таких условиях он не мог действовать как разумное существо. В его сознании всплывали неясные воспоминания. То было нечто связанное с ножом или опасной бритвой. Это был какой-то дурной сон! Ему снилось, будто он наполовину отрубил себе голову. А потом он наблюдал за собой, зависнув под потолком в том же положении, как и сейчас, — вверх ногами. Он видел себя мертвым и лежащим на полу. Смешно и, конечно же, совершенно абсурдно, однако что за ночной кошмар он видит сейчас? Кто он сейчас? Ему казалось, что он был узником, осужденным за какое-то преступление. Он решительно не понимал, что это все значит. Бедняга был на грани помешательства от всей этой путаницы, от горя и от предчувствия неминуемой смерти.

А тряска все продолжалась.

— Осторожней! Говорю же тебе — осторожней. Аккуратненько, поддерживай ее сзади, ну!

Все эти приглушенные звуки казались ненастоящими, а их звучание было удивительно грубым. Такой голос был у торговца, который стоял в одном из закоулков рынка Бермондси в Лондоне. Но какое отношение он имеет к рынку Бермондси сейчас? Где он? Он попытался почесать голову, попробовал протереть глаза, но, к своему ужасу, обнаружил, что весь он обмотан чем-то похожим на провод. Ему снова подумалось, что, должно быть, он попал в нижний астрал, поскольку его движения были скованы — а это так мешало медитировать. Вдруг ему показалось, он находится в бассейне с водой. А до этого вода казалась ему липкой массой — это когда он был в нижнем астрале… А разве он бывал когда-нибудь в нижнем астрале? И что такое этот «нижний астрал»? Ошеломленный, он пытался заставить свой медлительный ум обыскать закоулки памяти. Но нет, его воспоминания были неясны, ничто не вспоминалось отчетливо.

— О, Господи! — думал он. — Вероятно, я сошел с ума и теперь нахожусь в приюте для умалишенных. Должно быть, меня преследуют кошмарные галлюцинации. То, что мне мерещится, не могло бы случиться ни с одним человеком. Как мог я, член такого древнего и уважаемого семейства, так низко пасть? Наш род всегда уважали за уравновешенность и здравомыслие. Господи, что со мной стряслось?