Я, Великий И Ужасный - [22]

Я промолчал, пытаясь вспомнить, какие такие магические штучки демонстрировал окружающим. Что-то ничего не припоминалось.

— Ничего, Тонеки уже учит язык нормальных людей — пришлось успокоить типулу-таками.

— Тогда хорошо — кивнула Раминаганива.

Шонек слушал обсуждение своей персоны с обычным выражением величавой доброжелательности на аристократическом лице. Чего он понял, оставалось только догадываться.

А дальше уже поспело угощение, и народ принялся заедать стресс жареной свининой и сладким коем. Так что на сегодня дела закончились. Пришло время непринуждённых бесед под фруктовую брагу и хорошую закуску, в не менее хорошей компании. Ну, я ещё с утра не надеялся, что удастся немедленно по прибытии собрать "совет солидных и разумных мужей" для обсуждения накопившихся вопросов. Так что всё завтра: и допрос заговорщиков; и выслушивание детальных отчётов о бонкийских делах от всех шести человек из команды Тилуя; и неизбежные многочасовые споры о некоторых нововведениях, которые я всё-таки намерен продавливать, как бы ни возражали господа участники правительства.

Солнцеликая и Духами Хранимая сидела во главе "стола" — что поделаешь, в борьбе папуасского мужского полового шовинизма и верноподданичества верх одержало, хотя не без труда, последнее. Разумеется, хмельного ни юной правительнице, ни её свите не полагалось — дамы довольствовались ягодным соком и кокосовым молоком.

Я поймал задумчивый взгляд Рами. Встретившись со мной глазами, она чуть заметно улыбнулась, получив ответную улыбку.

Утро началось коротким, но яростным, ливнем, пришедшим, как обычно, с запада. Грохот воды по пальмовой кровле меня и разбудил. Большая часть народа ещё спала после затянувшегося до глубокой ночи застолья.

А я вышел из гостевой хижины (одной из трёх, построенных ещё при деде нашей типулу-таками) под навес полюбоваться на потоки воды, падающей с затянутого синими тучами неба. Дождь стихал, уходя дальше вглубь острова, чтобы окончательно выдохнуться где-нибудь на внешних склонах кратера Со. Пока было свежо и, по пеусским меркам, прохладно, но вскоре светило, взобравшись на небосвод, примется немилосердно жарить. Что поделаешь, условно сухой сезон в самом разгаре. До следующего дождя может теперь целая неделя пройти. Так что оставалось наслаждаться утренней свежестью.

Впрочем, не спавших кроме меня хватало: хозяйство у правителей острова немалое, и кому-то нужно было им заниматься от рассвета до заката. Несколько женщин под навесом напротив мыли клубни баки на сегодняшний день; на большом помосте, где вчера стоял пир горой, возились коричневые фигурки, убирая посуду с остатками еды и отскабливая дочиста пол из тонких брёвен.

От хижины юной правительницы появилась старая карга, официальная должность которой при Солнцеликой и Духами Хранимой звучала как кормилица. Хотя как-то сомнительно, что бабка могла выкармливать дочь Кахилуу, даже если сделать скидку на то, что во время младенчества Раминаганивы она была на десять с лишним лет моложе. Нянькой и воспитательницей — возможно. А сейчас и вовсе приживалкой.

— Доброго дня, почтенная Тамарива — уважительно поприветствовал я — Как твоё здоровье?

— Добрый — прохрипела старуха — Какое здоровье… Всё жду, когда отправлюсь к предкам.

— Ну, какие твои годы — стандартное утешение на стандартный ответ: ещё неизвестно, кто раньше протопает по Тропе Духов.

— Тебя тэми зовёт — бабке, в отличие от остальных подданных, позволительно продолжать именовать нашу правительницу прежним титулом. Это Вахаку сам себя испуганно поправляет, когда с его губ по привычке срывается старое наименование владычицы Пеу. А Тамариве можно. Да и многое другое позволяется — прям как тому пьяному прапорщику из анекдота.

Только сейчас соображаю, что вышел на свежий воздух голышом, позабыв про набедренную повязку. Чёртова бабка заметив, как я смущённо дёрнулся, усмехается и бурчит: "Чего передо мной стесняться, словно я мужских… не видала". Потом добавляет: "Тебя тэми зовёт. Немедленно".

— Что понадобилось Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками в столь ранний час? — это бабке пофиг на титулование и "торжественную речь". Сонаваралинге-таки нужно блюсти принятый среди высшего папуасского общества этикет.

— Не знаю. У неё и спросишь — ворчит кормилица — Быстрей давай. А то опять обидится на тебя. Она давно на тебя, Ралинга, не злилась — шутит старуха, прекрасно осведомлённая о наших с Рами взаимоотношениях.

— Ладно, скажи, что приду со всей возможно поспешностью — отвечаю.

Возвращаюсь в хижину, ищу в полумраке на ощупь свою набёдренную повязку и оружие, вытащив на свет, убеждаюсь, что это именно моя — не хватает ещё чужих вшей кормить. Прилаживаю на поясе нож и боевой топор. Делаю это автоматически: опасность в резиденции верховных правителей острова, набитой регоями и "макаками", минимальная, но за последние годы настолько привык к оружию, что без него ощущаю себя столь же голым, как и без прикрывающего гениталии куска древесного луба. Вообще, туземные мужики, по моим наблюдениям, носили набедренные повязки не из природной стыдливости, а во избежание лишних контактов своих "достоинств" с посторонними предметами типа травы или кустов. Тинса и бунса, к примеру, обходятся для этой цели специальными "футлярами для пениса" из полого куска местного бамбука.