Я - ведьма! - [44]

— И вы, — спросила я прерывающимся от волнения голосом, — вы скажете мне это? То, что не сказала Лола?

— Не уверена, — нахмурилась Карамазова. — Вы пришли так некстати. Зелье «Qui vivra verra» не готово, Таро слабо, сигнализаторы молчат… Остается только одно — проверенное бабушкино средство.

Бормоча себе под нос странную невнятицу, ведьма залезла на свое кресло с ногами и достала с каминной полки большое белое блюдо.

— И яблоки опять забыла купить! — недовольно буркнула она. — Ладно, сойдет и клубок.

Вытащив из кармана халата растрепанный клубок красной шерсти, она поставила блюдо на стол, положила клубок в центр и, слегка придерживая его указательным пальцем, обратилась ко мне:

— Подойдите сюда. Вы должны увидеть это. Сейчас нам покажут финал вашей истории. Надеюсь, не слишком скорбный…

— А мне можно посмотреть? — подалась вперед Танька.

— Нет, — жестко пресекла ее порыв Карамазова. — Это только ее судьба.

Я мысленно сжалась, опасаясь, что сейчас Таня надменно выложит на стол свой главный козырь, заявив: «Я, между прочим, плачу за визит!» Но она почему-то смолчала. Не слишком понимая, что сейчас будет, я выбралась из своего угла и пристроилась на подлокотник кресла Карамазовой.

Ведьма отпустила клубок Он вздрогнул и закрутился вокруг своей оси. Затем начал описывать спиральные круги по тарелке. Пораженная, я следила за ним не отрывая глаз. Красный шерстяной моток достиг края блюда, и в кругу тарелки, словно на экране телевизора, проступила картинка. Я увидела кафе с зеркалом на всю стену, столик и сидящих за ним мужчину и женщину. Женщина была очень красивой, белокурой, в сногсшибательном красном платье. Мужчина глядел на нее глазами преданной собаки, боготворящей хозяина, но провинившейся перед своим божеством. «Так больше не будет… Прости меня… Я все понял… Мы будем жить по-другому…» — умолял он. Красавица слушала его отвернувшись, самодовольно глядя на себя в зеркало и неприкрыто наслаждаясь победой.

Эта сцена казалась столь восхитительной и оторванной от моей жизни, что я даже не сразу узнала их. И лишь приглядевшись, с изумлением поняла: эта женщина — я, а мужчина — Валерка.

— Насмотрелись? — Иванна подцепила клубок, и изображение исчезло.

— Неужели это будет? — возбужденно воскликнула я. — Неужели такое может быть со мной?

Карамазова скривилась и нехотя подтвердила:

— Если произнесете заклинание.

— Скажите мне его! За любые деньги!

Ради того, чтобы увиденная мною сцена стала явью, я была готова выплачивать Таньке долг хоть всю оставшуюся жизнь!

— Вам понравилось? Любите самоутверждаться за счет других? — неодобрительно резюмировала ведьма и вздохнула: — Ладно. Во всяком случае, ничего страшного вам вроде не угрожает.

В ее словах слышалось сомнение.

— Запомните, после того, как вы скажете известную вам часть заклятия, нужно повторить ее еще раз с точностью до наоборот.

— Я — это ты, ибо… — начала я.

— Нет. Навыворот. Я — отэ ыт, оби…

— Я поняла. Для этого, — я беспокойно поежилась, вспоминая болезненность ритуала, — придется повторить все сначала?

Впрочем, ради того, чтобы увиденная мною сцена стала явью, я была готова исполосовать себя ножом с головы до пят!

— Нет, — печально возразила колдунья, — достаточно подойти к зеркалу в двенадцать, положить ладони на стекло и произнести заклинание целиком.

Она насупилась и замолчала, явно недовольная собой и своими советами.

— Сколько мы вам должны? — подвела итог встречи Таня, с деловым видом доставая из сумки кошелек.

Но даже тут ей не удалось покрасоваться всласть.

— Нисколько, — неприязненно отмахнулась ведьма. — Я не смогла вам помочь. Вы пришли слишком поздно. А тот, кто придумал завязку этой истории, редко завершает свои труды хеппи-эндами.

Глава третья

Белое потное тело билось на горячих скомканных простынях. Темнота сжирала реальность, обгладывала все наносное — позы, привычки, индивидуальность. Яростно освобождая нутро — похоть — вечный инстинкт совокупления. Пошлое, презрительное слово было сейчас огромным и великим, как храм. Не было «Я» — существовало лишь «Мы» — цельное, сильное, единое. У него не могло быть конфликтов, раздоров, ссор. Одно желание и одна плоть, змеящаяся, многорукая, неделимая. Его руки, расплющивающие мою грудь, были моими руками, мои ноги, обвивающие петлей его спину, — частью его плоти, губы перемешались во рту. Близость — безвкусное, официальное слово! — стала пронзительной, пронзающей, когда двое влипают, врастают друг в друга, и нерушимая твердь кожи, очерчивающая границы «Я», вдруг разрывается, как вода, с плеском заглатывающая тебя в свои глубины. И ты захлебываешься ею, вбираешь ее податливое естество огромными пульсирующими глотками. И вода становится тобой, а ты — водой.

Тело закричало, выгнулось и обмякло, медленно распавшись на две половинки — меня и Валерия. Они лежали на кровати, чувствуя, что безвременье тает, обретая день, час, место. Зная: сейчас великое «Мы» рухнет, как карточный домик, расчленившись на два противоборствующих «Я» и предчувствуя болезненность этого разрыва.

Его рука потянулась к бра — зажегся свет. Мир снова стал реальным и ограниченным. Я выпрямилась на подушке, пошарила в поисках сигарет, нашла пачку.