Я - ведьма! - [3]

И кто бы мог подумать, что она отыщет себе столь громоздкий ключик! Да обойди я весь белый свет, не нашла бы человека более не подходящего ей, чем этот мамонт. В ее женихе бушевали бури, Линда же, сколько я ее помню, пыталась вычертить свое счастье с помощью линейки и карандаша. Она напоминала тонкостенный антикварный бокал, он — танк последней модели.

И самый отчаянный фантазер в мире не смог бы измыслить ситуации, при которой два эти предмета были бы уместны рядом.

— А как вы познакомились? — поинтересовалась я, раздираемая любопытством.

— Он отбил меня у хулиганов, — горделиво просветила меня Линда.

Бедные хулиганы, от них, видимо, мокрого места не осталось!

— Он настоящий герой, победитель — Александр Македонский.

— Шурик Македонский, — хихикнул «герой».

— А Маша работает на телевидении, — вежливо презентовала меня Линда.

Информация не вызвала у жениха ни малейшего интереса.

— Интересно, наверное, — с сомнением произнес парень. — Хотя я вообще-то телевизор не смотрю. Только кино по видику. Телевизор — для пенсионеров. В жизни столько всего классного. Глупо глядеть, как кто-то другой делает это на экране, если можно все попробовать самому!

— А где ты работаешь, Шурик?

— В спецподразделении «Альфа».

— И много вас там таких?

— Там все такие.

Даже отвечая на мои вопросы, парень не удосужился повернуться ко мне лицом, продолжая раздевать взглядом свою драгоценную невесту.

— Нет, — возразила Линда тоном директора школы. — Ты — единственный.

— Это ты у меня единственная, самая-самая, красивая, умная, необыкновенная… Дай поцелую.

Линда небрежно оттолкнула ладонью его любвеобильные губы. Уж кто-кто, а она умела держать себя Снежной Королевой. То ли дело я, стоит влюбиться — сразу теку, расплескиваюсь, штормлю. А мужчинам нравится недоступность. Вот и Шурик поплыл, словно тонна растаявшего мороженого. Еще бы, Линда такая правильная! Такая правильная, что в ее правильности уже есть какая-то патология.

* * *

— Как ты мог не подать руку Маше?! Это хамство!

— Я же подал тебе…

— Настоящий джентльмен — это тот, кто даже с кухаркой ведет себя как джентльмен. — Линда очередной раз блеснула эрудицией, перефразировав Бернарда Шоу.

— Послушай, Линдочкин…

— И слушать ничего не хочу!

— Но…

— Никаких «но»!

В результате на дачу мы все ехали насупленные. Линда дулась для профилактики. Шурик обдумывал ее суровое назидание. Я — ассоциацию с кухаркой. Случайно она прошмыгнула или Линда действительно считает меня лишь удочеренной плебейкой?

— Ну вот и прикатили, — робко улыбнулся Шурик.

— Приехали, — поправила Линда.

Дядина дача оказалась воплощенной мечтой всей моей неудавшейся жизни. Двухэтажный каменный домик, спальни с развевающимися белыми занавесками, ванна с новеньким кафелем и огромная терраса с видом на море.

Впрочем, террасу я разглядела уже потом. Мы зашли через вход с улицы, и Линдин Ромео, демонстративно замаливая грехи, задал дурацкий вопрос:

— Маша, ты любишь море?

Люблю ли я море? Он бы еще спросил, люблю ли я любовь! Если существует хоть одна метафора, способная всеобъемлюще передать слово «любовь», то это оно — Море, — ласковое, уютное, бушующее, равнодушное, страстное, убивающее. Так же как и в любви, у него есть тысячи тысяч прямо противоположных качеств, объединенных одним понятием — МОРЕ. Оно может кормить тебя и изнурять жаждой, разбить твое тело о камни и нежно покачивать его на волнах. С ним сражаются, его воспевают, в нем тонут. Сколько человеческих тайн, трагедий, смертей таится на его дне, а его все равно обожают, боготворят, рвутся к нему всеми фибрами души — хоть увидеть, хоть окунуться, хоть омочить ноги! — словно бы любовь к морю заложена в нас, человеках, как один из непреодолимых инстинктов. И купание в нем — секс с ним, мирное плавание или борьба стихий, но так или иначе вхождение одного тела в другое, поглощение одного другим — единение!

— Да, люблю, — сдержанно кивнула я.

— Тогда берем купальники и сразу на пляж. Линда, ты как, за?

Линда почему-то серьезно изучила циферблат своих часов (неужто ей придет в голову устанавливать распорядок дня? — испугалась я), смерила оценивающим взглядом нас обоих и произнесла загадочно:

— Идем. Сейчас самое время.

— Только уговор, — оживился Шурик. — Закрываете глаза и открываете их только тогда, когда я дам команду.

— Саша, ты же знаешь: я не люблю такие игры…

— А ты, Маша?

Я покорно согласилась, боясь показаться невежливой.

Мы переоделись по-солдатски быстро. Я нетерпеливо вытряхнула на кровать содержимое чемодана, скинула с себя надоевшую городскую шкурку и втиснулась в шорты и футболку. Линда вышла из спальни в простеньком белом платье стоимостью баксов в пятьсот. На Шурике не было ничего, кроме разноцветных хлопчатобумажных трусов и разношенных сандалий.

— Ты должна зажмуриться, — приказал он.

И я отдалась в полное его распоряжение.

— Шаг, еще шаг… Ступенька, — начал осуществлять руководство «Македонский».

Слепая, я спустилась по невидимой лестнице. Сухая колючая травинка больно хлестнула меня по ноге. Что ж, первая царапина обеспечена…

— Еще два шага.

В огромных тисках его ладоней, плавно подталкивающих мое тело вперед, я чувствовала себя странно скованной. Они раздражали меня, лишали собственной воли. Чего он, собственно, добивается?