Я в степени n - [54]

Нет, нужно быть абсолютно честным с собой: нельзя рассчитывать на везение. А если продать эти квартиры к черту, пусть даже и с убытком? Что тогда? Трудно посчитать до копейки. Ну, квартира, где я сейчас живу с Анькой и Славкой, останется точно. Возможно, дом или полдома. Возможно, даже деньги доучить дочку в Бостоне. В общем и целом, в четвертый раз придется начинать все сначала, как восемь лет назад, когда Анька беременная была.

Господи, как же я устал, сил моих нет больше, одно и то же все время… Опять эмоции. Рыдать после буду, а сейчас думать надо, взять себя в руки и просто шевелить мозгами… По итогу, все очень зыбко, но небезнадежно, между прочим. Есть варианты. И не один, и не два. Выигрывал я и при меньших шансах. Бороться нужно. Бороться и искать, найти и перепрятать. Ради детей буду бороться, а еще ради того, чтобы уважать себя. Я, может, и жадный ублюдок, но уважать себя желаю…

Хорошо. Решил. Захотел, настроился и ко всему готов. А делать-то что? Мой младший партнер Сережа сказал, что следователь передавал привет от Петра Валерьяновича. Значит, тот ждет, когда я выйду на связь. Но если я прав, обаятельный шестидесятник и любитель поэзии разговаривать со мной не будет. Зачем ему? Он свою роль уже сыграл. Разговаривать будут совсем другие, специально обученные люди – не такие обаятельные и к поэзии, в основном, равнодушные. Так чего же они от меня ждут? Позвонили бы, забили стрелку – и дело с концом. Зачем такие сложности? Обыски эти у Сережи… А ждут они от меня гибкости, пластичности и готовности к капитуляции – вот зачем обыски. Страх мой они ждут, трепет священный перед чугунной государственной машиной. Боюсь, конечно, но хрен им в зубы, а не страх! Пошлю-ка я Петру Валерьяновичу эсэмэсочку – без слов, с одними символами.?:)) Вот так, например, знак вопроса и смайлик:?:)) И переводи как хочешь. Хочешь – что слетел ты с катушек, старый урод, а хочешь – что оценил я шутку с обыском.

Я нажимаю кнопку «послать» и замечаю, какое верное и нужное слово высветилось сейчас на экране телефона – «послать». Я закрываю глаза и с наслаждением представляю, как бы послал Петра Валерьяновича с его лубянскими друзьями, если бы мог. В голове возникает бесконечная матерная фраза. Я наблюдаю ее, словно длинный товарный поезд, медленно ползущий на переезде. Тыдых-тыдых-тыдых, уроды, тыдых – тыдых-тыдых вам во все места, и маму вашу – тыдых, и папу – тыдых, и ремесло ваше гребаное – тыдых, тыдых, тыдых! Тыдых, тыдых, тыдых… Я колдую, шаманю, фокусирую свою злость в проверенных веками заклинаниях и отправляю темные заговоры в космос.

Из приятного транса меня выводит звук пришедшей эсэмэски. Я смотрю на экран – номер не определился, а слова вполне определенные. «Ждем по вашему? в ресторане «Островок» в Центральном парке Культуры и Отдыха имени Горького через час. Имени Горького».

Вот твари, имени Горького два раза повторили – типа горько мне с ними будет. Тоже мне, хипстеры в погонах, в парке культуры они встречаются, в ресторане «Островок». На архипелаг ГУЛАГ, что ли, намекают? Мол, все с островка начинается. Символисты хреновы… Дешевый трюк.

Дешевый-то дешевый, но не по себе мне становится конкретно. Я боюсь их, правда боюсь, до пересохшего моментом горла боюсь и спазмов в урчащем животе. Я просто человек, состоящий из нежного, мягкого мяса и хрупких костей, а они – ГОСУДАРСТВО. У государства нет сердца и костей, страшное оно, механистичное, задавит и не заметит. Нужно его бояться и обходить десятой стороной. Король Людовик Четырнадцатый сказал: «Государство – это я», а это государство – не я. Чужое оно мне, и я ему чужой. Боюсь я его до усрачки, и блевать сильно хочется. Может, не ехать? Нельзя. Я бы, конечно, сбежал, надавил на газ бордового «Кадиллака», через полчаса – в Шереметьеве. А там… Весь мир на ладони там – лети куда хочешь. Но есть какая-никакая Анька – наши отношения выведем за скобки, – разойдемся мы, скорее всего. Но и когда разойдемся, я буду за нее отвечать. О маленьком сыне Славке я вообще молчу… Нельзя бежать. Но и бояться нельзя. Ничего нельзя…

Я подношу руку с часами к лицу и замечаю, как она дрожит. Совсем никуда не годится. Ну, хоть время у меня еще есть. Минут пятнадцать могу еще посидеть, подумать, успокоиться…

…Славик! Одну минуточку, у меня же был Славик – легендарный дедушка, прошедший войну, тюрьму и лагеря. Он мне все рассказал. Не лошок я наивный, идущий в пасть к равнодушному чудовищу. Предупрежден – значит вооружен. Вспомню. Закрою глаза, закурю сигарету и вспомню. У меня есть еще время – целых пятнадцать минут.

Я так и делаю – откидываюсь в удобном кожаном кресле, вслепую с закрытыми глазами прикуриваю и вспоминаю.

Умереть человеком

О том, что дед сидел при Сталине семь лет, я знал всегда. Нет, никто мне специально не говорил – просто я умел хорошо слушать. Обрывки разговоров, намеки, полунамеки, ни одной детской фотографии матери с дедом в семейном альбоме… Я всегда знал, что он сидел. И это знание ничуть не умаляло авторитет Славика, наоборот – поднимало его на недосягаемую высоту. Он выжил там, где выжить нельзя. И не просто выжил, а остался человеком, поступил в двадцать девять лет в вечерний институт и даже стал единственным в Москве беспартийным директором завода железобетонных изделий. Но это все ерунда, добрым он остался и веселым – вот что самое главное. Как будто и не сидел…