Я в моей голове 4 - [56]

Все — таки мы, мужики и женщины с разных планет. Никогда бы не стал так переживать и волноваться из — за знакомства с родителями. Не нравлюсь и ладно — мне общаться и дружить с другом или подругой, а если они слушают родителей, то флаг им в руки!

Экзамены.

Мы с Гулей в конце июля решили встретить Наташку после последнего ее экзамена по истории и отметить вместе в кафе. Одноклассница уже сдала остальные экзамены на «пятерки» и осталась только этот предмет, в успешной сдаче которого никто не сомневался, тем более ей достаточно было ответить на «четверку».

Сидели с Гулькой на лавочке, болтали и посматривали на абитуриентов в Ленинградский ГУ и их родителей. Кто — то выскакивал из высоких дверей, радостно размахивая Оценочной ведомостью, как флагом. Значит победа — хорошая или отличная оценка. Но были и те, кто выходил из дверей понуро и даже плакал.

Наконец, заметили знакомую фигурку, появившуюся на широком крыльце. Радости в поведении не заметно. Неужели провалилась? Гулька даже бросилась навстречу, чтобы подбодрить подругу.

— Ненавижу! — буркнула Наташка, плюхнувшись на лавочку.

— Что получила? — обеспокоенно заглядывала Гуля в ее лицо, нахмурив лоб.

— Сволочь, мегера, которая принимала экзамен, хотела меня завалить, сука старая! Как ребята перед ней, то улыбается ласково, участливо заглядывает в лицо, а если девчонка — то без жалости топит. Конкуренции, старая блядь, боится что — ли? Хорошо, что рядом с ней мужчина из приемной комиссии сидел, его постеснялась поставить мне «трояк». Еле на «четверку» вытянула! — с обидой взглянула на нас.

— Вот и хорошо! — воскликнула Гуля, — значит поступила!

— До сих пор не верю, — помотала головой бывшая абитуриентка, — думала все, провалила.

— Ладно! Пойдем в кафе, отметим Наташка, твой успех. У нас это еще предстоит, а ты уже отстрелялась, шампанское заслужила, — поднялся с лавочки и пошел первый с университетского двора.

Двигаясь впереди оживленно щебечущих девчонок, вспоминал как в будущей жизни мне встретилось трое запомнившихся начальников, которые пользуюсь своими должностями и званиями ломали офицеров, коверкали их карьеры, самоутверждались, топтались на самолюбии подчиненных, тешили свое эго и такими говнюками оставались в памяти многих надолго, если не на всю жизнь. Большинство же офицеров оставались людьми, более или менее требовательными начальниками со своими заморочками, но эти трое…!

Один подполковник начальник парткома полка, попался мне в начале военной службы. Настоящий сталинист. «Партия! Партия требует. Ты не веришь партии, не хочешь выполнять ее решения? Партия говорит…, Ты против партийных норм и требований? Не пора ли вас пригласить на партком полка?» — часто слышалось от него. Ведь всем было известно, что взыскание по партийной линии оставалось, как пятно на всю оставшуюся службу и ставило крест на карьере офицера. Он практически ни за что не отвечал, но развлекаясь, мог пройтись по солдатской казарме, заглянуть в солдатские тумбочки, проверить оружие, а потом начать мотать нервы молодым офицерам. Я с ним столкнулся, когда мне пришлось ставить штампики в партийный билет за уплаченные партийные взносы. Взносы я платил, но по какой — то причине отметки не ставил, а тут приспичило обратиться. Чего мне тогда пришлось вынести! По его словам, я стал ярым противником Советской власти, недостойным членом партии и лишним в Вооруженных Силах. Штампики я тогда поставил в другой части без особых проблем.

Другой подполковник, заместитель командира полка, маленького роста, полненький щекастый колобок с бабьим самодовольным лицом встретился в период моей службы в Афганистане. Вероятно, его обижало, что многие офицеры его не боялись и не уважали. От него можно было ожидать любую подлость. Мог отдать приказ офицеру наедине, а потом на голубом глаза отказаться от этого и обвинить офицера в самодеятельности и безрассудстве. На совещании офицеров мог накинуться на кого — то с обвинениями в плохом руководстве подразделением и ничего нельзя было доказать, оправдаться. Пришлось и мне дважды с ним столкнуться. Первый раз на боевом выходе он, ища, наверное, к кому придраться, оказался на месте расположения моего подразделения. Походил среди окопов, поругал солдат за внешний вид и забрал с собой лежавший на позиции чей — то автомат. Когда солдаты возмутились, ответил: «Я верну вашему командиру!»

Когда мне подчиненные с возмущением докладывали о происшедшем, я тоже был удивлен поведением подполковника. «Нам, что драться с ним надо было?» — негодовали бойцы. Автомат потом мои разведчики попросту выкрали из его Кунга, где тот жил и спал на боевом выходе, поэтому подполковник «полоскал» потом на совещании командиров меня за бардак в расположении, неряшливых и раздетых солдат на боевой позиции и разбросанное оружие, которое может прихватить любой, кто захочет. «Я приказал, чтобы стреляли в того, кто руки протянет к чужому оружию! — просветил его, заставив подавиться угрозами и упреками.

Потом столкнулся с ним в расположении полка среди наших палаток. Рядовой состав и младшие офицеры с прапорщиками полка жили в палатках, а старшие офицеры и командование — в модуле, здании похожем на барак, собранным из щитов. Естественно в месте жительства никто не соблюдал правила ношения военной формы в свободное время, ни солдаты, ни офицеры. Вот и мне, одетому в кроссовки «повезло» нарваться на него. Естественно подполковник начал ругать меня за плохой пример солдатам, распущенность и прочем. Тогда я вспылил и послал его на х…й. Тот опешил, а я отправился дальше, кипя от негодования.