Я в моей голове 4 - [46]

— Я, Кирилл Трофимович, был в этом Афганистане. Это такая трясина, а эти всё делают, чтобы нам попасть туда! — высказался непонятно гость.

Кто это упомянутые «эти» не уточнил, но понимающему человеку было ясно.

— Бьюсь как в стену, но не твердую обычную, а в мягкую, пружинящую, как в палате психбольницы. Все со всем согласны, а делают наоборот всё, чтобы угробить страну.

— Ну ты, Григорий Васильевич преувеличиваешь, — попытался опровергнуть собеседника Мазуров, считая того неадекватным из — за употребления алкоголя.

— Я уже давно передал список шпионов и предателей Андропову, а он не заметно что — то сделал с ними. Ты ведь тоже не слышал о разоблачениях шпионов в последнее время? — не отвечая собеседнику спросил ленинградец и поднял мутные страдальческие глаза на хозяина.

— Нет, — покачал Мазуров головой, — но тебе — то откуда знать о действующих врагах? — скептически поинтересовался.

— Есть у меня…, один…, пророк — оракул хренов, — отмахнулся тот. — Надеется, что спасу СССР. Обо многом напророчил. А тут такое болото…! Вот и ты не веришь! А — а! — сокрушенно махнул рукой Романов и выпил очередную рюмку.

— Предчувствую, что недолго мне осталось, — под конец встречи признался Григорий Васильевич.

Тогда Мазуров не обратил внимания на слова Романова, объясняя все депрессивным настроением того на почве опьянения или наоборот — пьянство и последующей депрессии. У всех бывают такие моменты, когда кажется, что ничего не получается, все против тебя и хочется опустить руки или напиться.

А сегодня неожиданно вспомнилась та встреча и слова покойного. Неужели все — таки убийство? Не хочется в это верить. Тогда Романов упоминал какого — то пророка. Неужели был или есть такой? Почему же он не предупредил Григория Васильевича перед полетом об угрозе? Или предупреждал, а тот не внял?

Мазуров вспомнил какую необычную активность начал проявлять Романов в последний год. Сблизился с ним, так как, наверное, считал своим союзником по Политбюро. Действительно, у них не было противоречий и разногласий во взглядах на экономику страны. Раньше Романов не был замечен подобной активностью, занимаясь только интересами своей области и Ленинградской промышленности, а тут вдруг вмешался в кадровый вопрос и выступил против назначения Горбачева. Проявился и по другим вопросам внешней и внутренней политики, что не могло понравиться другим членам Политбюро.

Еще тогда про какой — то список шпионов упоминал. Неужели как — то узнал о врагах и передал СПИСКОМ Андропову?

Может и правда — был у него пророк — оракул? Неплохо было бы узнать — что будет после нас? Надо послать кого — нибудь в Ленинград надежного, чтобы выяснил осторожно о людях в окружении Первого секретаря ОБКОМА, не привлекая внимания.

Глава 5

Подача документов.

Впервые я так вымотался в Ленинградском поезде. Гуля, которая в этот раз ехала со мной в Ленинград, вероятно, тоже, но вида не показывала и даже не намекала на усталость.

В этот раз нам достались места в плацкартном вагоне в проходе, а в купе напротив ехала цыганская многодетная семейка. Мартышки — цыганята полночи не могли успокоиться, лазая по полкам, крича, споря и ссорясь на гортанном языке. Соседки — женщины пытались успокоить и утихомирить шумное соседство, взывали к невозмутимому отцу семейства. Колоритный типичный толстый цыган с окладистой бородой, седыми нитями в черных длинных волосах, с золотой печаткой на пальце, одетый в хромовые сапоги, извиняюще улыбался, разводил руками (это же дети!) и строгим взглядом окидывал расшалившееся потомство. Цыганская детвора замирала под его взглядом на некоторое время, а потом все начиналось сначала. Жена, маленькая худощавая женщина в длинном цветастом платье, с крупными серьгами и бусами на плоской груди вообще не вмешивалась, а подозвав кого — либо из ребятни, поправляла что — то у них в одежде, что — то выговаривала и отпускала резвиться дальше.

Я терпел и лишь иногда страдальчески поднимал глаза на Гульку, ища моральной поддержки, но она снисходительно и успокаивающе улыбалась, как будто ее совсем не беспокоили шум и крики над ухом. Наоборот, подозвав самого мелкого или одного из самых маленьких, одарила конфетой. Вскоре возле нас собралось все малолетнее семейство и разошлось, когда все конфеты были розданы, а пол возле наших мест был засорен обертками. Остался лишь самый настойчивый, который затянул на одной ноте:

— Дайте, пожалуйста, ради Бога конфету, дайте, пожалуйста, ради Бога конфету, дайте ….

— Миленький, нет больше! — попыталась сердобольная Гуля втолковать ребенку.

— Дайте, пожалуйста, ради Бога конфету…! — как бы, не понимая и не слыша продолжал тот клянчить.

Не выдержав, отдал свой пакетик с двумя кусочками сахара — рафинада, полученный к чаю. Пацан посмотрел на ненужный подарок, взял и с обидой отстал, а мы продолжали периодически обстреливаться взглядами черных любопытных глазенок — что у нас в руках, что едим, что лежит на столе?

На перрон Московского вокзала я выгрузился не выспавшимся, недовольным и раздраженным. Подружка, наоборот, в отличие от меня выглядела свежей, без тени усталости и довольной жизнью. Постепенно, глядя на нее, мое раздражение прошло и настроение улучшилось. Все — таки присутствие рядом жизнерадостной девчонки благотворно влияло на меня.