Я украл Мону Лизу - [3]

– Вот что, милейший, – вложил Перуджи в ладонь извозчика пятнадцать франков, – если подъедешь к Луврской набережной к десяти часам, то получишь еще столько же.

– Хорошо, месье, – охотно, с гасконским акцентом, отозвался извозчик. На миг его лицо приобрело некоторую задумчивость, наверняка подсчитывал возможную прибыль, – я вас не подведу.

Следовало бы подсказать парню, что самый простой путь к обогащению – это кража артефактов. Задержав взгляд на простоватом веснушчатом лице юноши, Винченцио улыбнулся: впрочем, до столь очевидных вещей следует додумываться самому.

Винченцио Перуджи уверенным шагом направился к главному входу в Лувр. У закрытых дверей в одежде охранника стоял его приятель Роберто.

– Ты сегодня рано, Винченцио, – ответил тот на приветствие, пропуская его в Лувр.

– У меня много работы, Роберто, нужно сделать еще два короба-рамы для картин Рафаэля. Господину главному хранителю пришли письма, что один из несостоявшихся художников хочет облить их кислотой.

– Ничего нет святого, замахнулись даже на Рафаэля! Ты бы тогда, Винченцио, вставил стекло потолще, – напутствовал охранник.

– Все будет в лучшем виде, Роберто, – отвечал Перуджи, направляясь в холл, – я свое дело знаю.

Спрятавшись за колонну, Винченцио перевел дух: первая часть пути была преодолена. За четыре месяца, что он провел в Лувре, для многих он успел сделаться своим, крепко примелькавшись, как картины, что висели на стенах, или как статуи, что стояли в переходах. Даже после окончания контракта многие продолжали считать, что он по-прежнему работает в декораторской мастерской.

Коридоры Лувра без посетителей выглядели невероятно огромными и пустынными, но во двориках, готовящихся к колоссальному переустройству, царила рабочая суета. Лишь в галереях было безлюдно – можно было повстречать только смотрителей, уныло оглядывающих свои владения, или рабочего, торопливо спешащего с инструментами.

Прекрасное время!

Винченцио Перуджи завернул в туалет и, вытащив из сумки спецодежду служащего Лувра, быстро переоделся. Теперь он был невидим даже для служащих музея. Затем столь же быстро вышел и заторопился в сторону «Квадратного салона». Пустынные коридоры гулко отзывались на размашистый шаг. В двух последних залах уныло топтались смотрители: высокий крепкий мужчина, с которым Перуджи немного приятельствовал, издалека кивнул Винченцио костлявой головой, и высохшая старуха с глубоко запавшими глазами и недоверчивым взглядом, – она лишь едва взглянула в его сторону.

Добравшись до «Квадратного салона», Винченцио Перуджи осмотрелся по сторонам, – в углу стоял старый хлипкий стул, на котором обычно сидела смотрительница. Взяв его, он подошел к картине.

С холстов застывшими взглядами на него в немом ожидании взирали люди, жившие несколько столетий назад. Они, казалось, догадывались о его тайных преступных помыслах, если не так, тогда откуда эта настороженность в глазах… Вот только ничего не могли поделать.

Встретившись глазами с «Моной Лизой», Перуджи приостановился, – ее взгляд выражал укор. Нахлынувшее сомнение дало болезненный росток, но уже в следующую секунду, подмяв колебание, Винченцио встал на стул и уверенно снял картину с крючков.

Полотна, ставшие свидетелями преступления, боязливо помалкивали. Винченцио Перуджи, прижав картину к себе, уверенным шагом пересек соседний зал и, открыв служебную потайную дверь, оказался в небольшом тесном помещении. Оставшись наедине с картиной, он пристальнее всмотрелся в прекрасное женское лицо, как если бы рассчитывал увидеть в нем перемены. Но оно, как и прежде, оставалось безмятежным.

Вытащив из кармана нож, он разрезал полоску бумаги, скрепляющую картину с рамкой, и аккуратно извлек полотно. Далее, стараясь не помять холст, уложил картину в пакет и, обернув заготовленной тряпицей, уверенно вышел из подсобного помещения.

Его появление встретили понимающие застывшие взгляды с развешанных картин. Ангелы, святые, стоявшие у ручья, никогда не расскажут о свершившемся преступлении, следовательно, они его соучастники.

В зале голландской живописи он заметил мадам Лоньаи, протиравшую запыленные рамы картин.

– Вы сегодня прекрасно выглядите, милая мадам Лоньаи, – широко улыбнулся Винченцио Перуджи.

– Спасибо, Винченцио, – на минуту оторвавшись от работы, произнесла женщина. – Что-то тебя давно не было видно.

– Просто сейчас я работаю во дворе Лувра, – отвечал Перуджи, плотнее прижимая к себе картину. – Что вы делаете вечерами, мадам Лоньаи?

– Ничего особенного, Винченцио. А что?

– Хотел предложить вам выпить со мной как-нибудь по чашечке кофе.

Старушка весело рассмеялась.

– Ах ты, безобразник, Винченцио! Я ведь увлекающаяся женщина, могу и влюбиться.

– Из нас получилась бы прекрасная пара, мадам Лоньаи.

– Очень на это рассчитываю, буду тебя ждать.

Перуджи вышел из зала и свернул на боковую лестницу, которой пользовались служащие музея. Обычно здесь никого не бывает, так что можно передохнуть и унять накатившее волнение. Глубоко выдохнув, он спустился на первый этаж и толкнул дверь.

– Проклятье! – невольно вырвалось у Перуджи – дверь была заперта. Неужели все пропало? Не выламывать же ее плечом!