Я убиваю - [167]

Пьеро сидел в кустах, как ему показалось, необыкновенно долго, пока все не уехали и двор не опустел. Последним ушел американец, оставив открытой дверь в гараж.

Хорошо, подумал Пьеро, что он пришел сюда, – можно будет позаботиться о доме друга. Теперь он мог войти и проверить, все ли пластинки на месте, а перед уходом он обязательно закроет дверь в гараж, а то любой украдет что угодно. Он медленно поднялся с земли и, осматриваясь, выбрался из кустов. Он долго сидел скорчившись, и колени заныли, а ноги так затекли, что их кололо, как иголками. И Пьеро принялся топать, как учила мать, чтобы прошло.

Пьеро придумал, что будет делать дальше.

Из кустов, откуда он наблюдал за происходившим, попасть во двор было невозможно по причине крутого склона. Значит, надо вернуться на асфальтированную дорогу, спуститься по ней к дому и посмотреть, не удастся ли перебраться через ограду. Он поправил рюкзачок на спине и собрался было подняться на дорогу, как вдруг краем глаза заметил в кустах пониже какое-то движение. Подумал, что ему показалось. Маловероятно, чтобы там кто-то был. Мимо никто не проходил, он сидит здесь уже очень давно, а снизу просто невозможно подняться. Все же на всякий случай он опять спрятался в кустах и раздвинул ветки, чтобы лучше видеть. Некоторое время все было спокойно, и он уже решил, что ему померещилось. Но вдруг снова заметил легкое движение в кустах. Всматриваясь, он приложил руку козырьком, защищаясь от солнца.

То, что он увидел, заставило его открыть рот от изумления.

Ниже по склону пробирался в зарослях кустарника его друг Жан-Лу в зелено-коричневой, защитного цвета одежде, с полотняной сумкой через плечо.

Пьеро затаил дыхание. Он хотел было вскочить и окликнуть друга, обрадовать, что он тут, но подумал: а может, не стоит – ведь если полицейские ушли не все, кто-то увидит их. Он решил подняться к дороге, пройти вправо и уж потом окликнуть Жан-Лу.

Пьеро стал медленно продвигаться в том же направлении, куда шел его друг, двигавшийся в кустах так осторожно, что даже листья не шевелились.

Когда Жан-Лу оказался в таком месте, где его не видно было со стороны дома, Пьеро заметил чуть ниже выступ, оттуда удобно было позвать друга.

Он осторожно подобрался к выступу, оставалось только соскочить вниз. Пьеро слегка присел и, подняв руки, прыгнул. Но едва его ноги коснулись земли, рыхлый выступ обвалился под ним, и бедный Пьеро с воплем покатился по склону.

61

Фрэнк медленно продвигался в кромешной темноте.

Осмотрев низкий подземный ход, он понял, что двигаться тут можно только на корточках. Не самое удобное положение, зато наименее рискованное. Он с горькой усмешкой подумал, что вряд ли какую другую ситуацию можно было бы с такой же справедливостью определить именно так – «прыжок во мрак». Он и в самом деле вскоре оказался в кромешной темноте. И хотя глаза вроде бы привыкли к ней, он все равно не видел ровным счетом ничего.

Фрэнк держал пистолет в правой руке, плечом слегка касался стены слева, а левую руку вытянул вперед, чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствие или – того хуже – куда-нибудь не провалиться. Случись с ним что-либо в этой дыре, он не вышел бы отсюда и до второго пришествия.

Фрэнк осторожно продвигался на корточках, метр за метром. В ногах возникла боль, особенно в правом колене, том самом, что он повредил во время футбольного матча. Тогда у него сместился мениск и пострадали связки. Пришлось отказаться и от игры в команде колледжа, и от планов стать профессиональным спортсменом. Он хорошо натренировал мускулы на ногах, чтобы не иметь никаких проблем. Но с некоторых пор, к сожалению, мог лишь мечтать о тренировках, а теперешняя его скрюченная поза подвергла бы жестокому испытанию колени даже профессионального штангиста.

Фрэнк поежился от озноба. В этой дыре было не жарко. Из-за нервного напряжения легкая рубашка промокла от пота. Пахло гнилой листвой, сыростью и цементом. Руки то и дело касались каких-то корней, пробравшихся в щели между трубами. Коснувшись их первый раз, Фрэнк вздрогнул и отдернул руку, словно обжегся. Подземный ход так или иначе вел наружу, и сюда могло забраться какое-нибудь животное, чтобы устроить себе тут логово или нору. Фрэнк отнюдь не был нервным типом, но сама мысль, что он может соприкоснуться со змеей или крысой, конечно же, не восхищала его ни сейчас, ни когда-либо прежде.

Он подумал, что долгая охота на человека облекает фантазии плотью. Он невольно представлял себе что-то подобное всякий раз, когда думал о Никто. Продвижение ползком, украдкой, в холоде и сырости, в этом вековечном царстве мышей. И в таких же условиях они вели расследование: медленное, трудное движение, неровными шажками, в полнейшем мраке с надеждой, что слабый луч света коснется их наконец и вызволит из кромешной тьмы.

Убивай нас, но при свете дня…

Фрэнку вспомнился отрывок из «Илиады» – знаменитая молитва Аякса. Он изучал ее в лицее, миллион миллиардов лет назад. Троянцы и ахейцы сражались на кораблях, и Зевс напустил дыма, дабы затмить зрение грекам, терпевшим поражение. Тогда Аякс обратился с молитвой к отцу всех богов – со смиренной молитвой не о собственном спасении, а о том, чтобы они могли выйти навстречу мраку смерти при свете дня. Фрэнк помнил, что его любимый герой завершал свою молитву именно этими словами.